Тропа длиною в жизнь

Кажется, и первый поднял одну или две гальки. (Не сыскать на этом галечнике увесистый булыжник!)

Теперь беглецы встали рядом и развернулись навстречу своим врагам, готовясь умереть, как подобает мужчинам. Преследователи, выйдя из воды, ввязываться в бой не спешили, несмотря на явное свое преимущество. С копьями наперевес, они образовали полукольцо и стали медленно приближаться к своим жертвам. До Аймика и Аты доносились усиленные рекой смешки и выкрики на чужом языке.

(«Муж мой, – молча молила Ата, – только не надо подвигов! Они все чужие и тебе и мне. А я для тебя разве чужая?»)

Но Аймик и не собирался вмешиваться в чужие дела, хотя и держал оружие наготове. На всякий случай.

…Кольцо сжималось медленно, неуклонно. Окруженные готовились. Один поигрывал дубиной, делая ложные выпады, второй примеривал бросок.

…На какой-то миг все будто застыло, и вот… …Камень полетел навстречу врагу, и умелой рукой был брошен этот камень: прямо в лоб! Один из преследователей зашатался и упал. И началось!..

Метнувший камень рванулся к упавшему, очевидно в надежде перехватить копье, но в его спину вонзилось два дротика, и он, не добежав, рухнул лицом вперед и, дернув несколько раз ногами, замер.

Тот, что с корягой, оказался проворнее: сделав вид, будто намеревается вступить в схватку сразу с двумя наступающими спереди, он внезапно развернулся и одним прыжком очутился лицом к лицу с одним из тех, кто только что сразил его соратника. Аймик едва не привскочил от восторга! Копье, крутясь, летит куда-то в сторону, а его незадачливый владелец замертво падает сокрушенный могучим ударом в висок…

…Дротик вонзился в бок!..

Боец-одиночка одним движением левой руки вырывает из тела дротик. Не обращая внимания на полученную рану, он надвигается на второго, не успевшего прийти на помощь своему товарищу, и, вращая дубиной, заставляет его попятиться…

(Нодвое-то, двое других с копьями!.. Как хочется крикнуть, предупредить…)

В этом нет нужды. У Одиночки словно глаза на затылке. Внезапно отскочив в сторону, он сражает ближайшего, уже наставившего копье, ударом, пришедшимся то ли в живот, то ли в пах: скрючившись, тот покатился по галечнику; крик боли долетел до Аймика и Аты… Теперь врагов только двое, и они разобщены, они в панике, они бегут в разные стороны: один – назад, к воде, а второй… Прямиком к косогору, на котором притаились Аймик и Ата!

– Вот уж совсем некстати, – цедит Аймик сквозь зубы и поспешно вынимает стрелу. – Ничего не поделаешь, придется…

Но тут все вновь меняется. Одинокий, упиваясь своей победой, забыл об осторожности. Он погнался за своим врагом, пытающимся вернуться на другой берег, нисколько не обращая внимания на того, кто только что упал от его удара. Удар же, по-видимому, был не так силен, как требовалось, или упавший оказался слишком вынослив. Когда Одинокий, устремившись в погоню, подставил ему свою спину, поверженный враг, не выпустивший копья из рук, приподнялся на локте и с силой метнул оружие. Удар, пришедшийся под левую лопатку, швырнул наземь того, кто почти победил четверых.

Аймик и Ата молча наблюдали, как трое, вновь собравшись вместе, пинают поверженное тело. Вскоре к ним присоединился и четвертый – тот самый, которому в начале схватки досталось камнем в лоб. Судя по всему, ничего страшного с ним не случилось. Устав бить лежачего, они по очереди помочились на него…

(«Стрелы! Одну отсюда – навесом; потом выскочить, пока не опомнились… Даже если в воду кинутся, не уйдут!»)

Лук, словно живой, вздрагивал в его левой руке. («Муж мой, – молча молила Ата, – не надо! Прошу тебя: НЕ НАДО!»)

…Затем тот, кто, по-видимому, был их главарем (тот самый, что в последний миг выиграл бой), подал какой-то знак. Трое пошли осматривать своего сородича, так ни разу и не пошевелившегося, а он сам вернулся к оскверненному телу Одинокого, присел, наклонился…

«Ухоотрезает», – понял Аймик.

…И встал, пряча нечто в свой нагрудный мешочек.

То же самое повторилось и со вторым беглецом, убитым в самом начале схватки.

…Уходят! Аймик привстал, забыв, что, если кто-нибудь из уходящих оглянется, его могут заметить.

В самом деле: четверо уходили, унося пятого, по-видимому убитого наповал, и бросив на произвол судьбы тех двоих, кого они только что убили.

Аймик молча смотрел им вслед. Лук с натянутой тетивой лежал на траве.

– Ата! – заговорил он, когда те, переправившись на другой берег, даже не точками стали, исчезли. – Ата, пойдем посмотрим.

(«Муж мой, зачем?»)