Ильтар тряхнул головой, отгоняя воспоминания прочь. За прошедшие годы мысли о несостоявшейся мечте не раз и не два посещали его. И каждый раз он понимал, что не мог поступить иначе. Этуаль сияла так ярко, что все вокруг нее светилось отраженным светом. Он же этого не хотел. Да, ее назовут Великой Королевой, она вполне достойна песен, это было ясно уже сейчас, когда срок ее правления еще, по сути, только начался.
Он понимал Рона, понимал, что тот чувствует рядом с Айрин, одной из самых могущественных волшебниц Империи (это так, даже если сама юная сания этого не осознает)… Но Ильтару не хотелось, чтобы Рон повторил их с Этуаль ошибку, сделанную шестьдесят лет назад. Эти двое заслуживали счастья.
Он снова бросил взгляд вперед. Его спутники ехали, держась за руки. И молчали. Это было хорошее молчание, не отгораживающее их друг от друга, а напротив, сближающее, соединяющее в одно целое.
Дорога желтой лентой вилась меж зеленых холмов. Кое-где на распаханных участках копошились сервы, стадо коров под присмотром юного пастушка… скорее пастушки меланхолично отдавало должное свежей травке. Яркое солнце на безоблачном небе сейчас грело именно так, как нужно — не слишком сильно и в то же время нежно лаская путников своими лучами.
Вокруг царило умиротворение, покой, благодать.
Но это здесь. А где-то далеко, за холмами, за лесом, зеленой кромкой опоясывающим горизонт, некромант ведет свои войска против Империи. Не то чтобы Империя была чем-то особо дорога Ильтару, но и равнодушно относиться к ней он не мог — не раз за прошедшие годы он с мечом в руке стоял среди ее защитников. Тем более, и это признавали даже эльфы, нынешний Император сумел навести в своей стране относительный порядок. Сумел прекратить… почти прекратить войны, если, конечно, не считать войной частые междуусобицы, вспыхивающие на границах то одного, то другого владения.
Жаль, что мирное время продолжалось так недолго. Ильтар, как и большинство наемников, не любил войну, то ли дело веселый поход искателей приключений, или охота на вампира, или поиски какого-нибудь древнего сокровища. Интересно, захватывает, помогает о многом забыть, хотя бы и на время. Война же — это страшно. Это сожженные поля и города, это трупы женщин и детей, это стаи стервятников, кружащие над полем брани. В войне решающее значение имеет не мастерство, не благородство помыслов, не хитрость и удача — грубая сила. О да, удаче, конечно, есть место везде… и все же Ильтар не любил стоять в строю из сотен и сотен безликих бойцов.
Он был одиночкой. Уже шестьдесят лет.
Айрин придержала коня, давая возможность Ильтару нагнать их. По всей видимости, возникло нечто, подлежащее обсуждению. Сам эльф отметил некоторую перемену в отношении к себе — и со стороны Рона, и со стороны волшебницы. Теперь оба они смотрели на него не как на провожатого, а как на спутника, друга — и он неожиданно этому обрадовался. И удивился самому себе — давно уже отношение людей, друзей ли, врагов, мало что для него значило. Почему же сейчас теплые нотки в голосе волшебницы его так задели?
— Ильтар, Рон говорит, надо бы заехать к барону Тоддту. Нам и по пути, да и обещано было.
— Я не против, — пожал плечами эльф. — Тем более что ночевать в замке барона наверняка лучше, чем в этих развалюхах гостиницах, которыми так славен здешний край.
— Значит, решено, — Айрин довольно улыбнулась. По-видимому, барон ей понравился. Впрочем, он понравился всем, даже Ильтару, который с трудом сходился с незнакомыми людьми. — Тогда нам надо бы спросить дорогу. Помнится, барон говорил, что замок его где-то неподалеку.
И действительно, первый же встречный серв сразу признался, что барон Тоддт является его господином, а потом, долго хмыкая, шмыгая и гнусавя, все же сумел вразумительно объяснить им, куда следует ехать.
Сложно сказать, насколько хорошим полководцем был сэр Тоддт, но хозяином он, похоже, был неплохим. Окрестности демонстрировали достаток и благополучие — и ухоженные поля, и домики сервов, отнюдь не смахивающие на землянки, да и среди попадавшихся на дороге не было заметно ни особо изможденных, ни выглядевших несчастными. Рон с содроганием вспомнил, как проезжал как-то по землям графа Черни, известного подонка, прославившегося жестокостью и жадностью даже среди своих, не отличавшихся добродушием соседей. В памяти промелькнули тощие клячи, с трудом переставлявшие ноги в бесплодных попытках волочить за собой плуг, а часто и двое-трое сервов, не менее тощих, впрягались в ярмо вместо лошадей. Грязные, больные, голодные люди смотрели на проезжающих мимо наемников затравленно, как будто бы боялись, что те сейчас выхватят мечи и отправят к Чару их, сервов, никчемную жизнь. Какая-то женщина, похожая на живой труп, предложила наемникам купить у нее ребенка, маленькую, светящуюся от худобы девочку лет шести. и вряд ли за этим предложением, больше похожим на мольбу, стояло желание получить пару серебряных монет, скорее мать надеялась, что доля дочери в рабстве будет не столь ужасающей, как ее собственная.