Трон Люцифера

Мне довелось видеть роскошным диплом, окаймленный гирляндами символических роз, на котором значилась дата: апреля 14-го дня 1898 года и место выдачи Лондон. Общество розенкрейце ров в Англии пожаловало ceii внушительный сертификат стопочтенному брату доктору Уинну Весткотту IX, верховному магу». От имени высшего грамоту подписал сам же Весткотт, удостоенный девятой степени посвящения, что соответствует, как мы видели, титулу «Маgus». Чуть ниже поставил росчерк и генеральный секретаре достигший восьмой степени. Насколько я мог разобрать подпись это был Вильям Фергюссон. Все это было лишь скромной прелюдией бесцеремонной вседозволенности, в которую окунулся орден, перемахнув через океан. В Новый Свет розенкрейцеры попали уже в наше время. Сперва девственную почву удобрил ирландский теософ Вильям Джаджи, баловавшийся магией и розенкрейцерским духовидени-пм совместно с Блаватской. В самом конце прошлого века он открыл в Нью-Йорке «Арийское теософское общество». Затем множил свою лепту Мак Хейндл, mi же Макс Грашов. Открыв отделение в Калифорнии, он выпустил две претенциозные книжонки оккультного содержания («Розенкрейцерская космоконцепция» и Послание звезд») и на том выдохся. Гарри Спенсер Левис, учредивший в Сан-Хосе новую штаб-квартиру, действовал с большим успехом. Ныне его братство насчитывает свыше 100 тысяч членов и располагает резиденцией, построенной по образцу древнего египетского храма. Как-никак американские рыцари ведут свое происхождение не от какого-нибудь короля Артура и даже не от александрийских магов, а от самых древних и самых тайных жреческих сект! Полторы тысячи лет до рождества Христова — это вам не шутка. Такой генеалогический козырь покроет любую карту Старого Света. Сын ловкача Гарри, Ральф Масквелл Левис, вообще провозгласил себя «императором ордена», о чем и разослал циркулярные письма по капитулам старушки Европы. Закономерный финал.

Глаз в треугольнике

Но вижу я: поднялся змей Меж двух колонн ее витых, И двери тяжестью своей Сорвал он с петель золотых.

Вильям Блейк, «Золотая часовня

«ВЫ СЛЫШАЛИ о графе Сен-Жермене, о котором рассказывают так много чудесного», — писал в «Пиковой даме» А. С. Пушкин.

Таинственный граф (1710–1784) объявился в Париже в 1748 году на приливной волне набирающего силу масонства. Францией правил тогда красивый, самовлюбленный и порочный Людовик Пятнадцатый, хотя злые язын ки говорили, что все дела королевства вершатся в будуаре маркизы Помпадур. Ограбленный, задавленный непосильными тя «готами народ роптал, иезуиты) опутавшие страну липкой пау «тиной доносов, подслушивания, подглядывания и всеобщего страха, открыто взывали, интригу!" против монарха, к новому Раваль яку. «Я умру как Генрих Четвер тый», — жаловался король. Решив, однако, жить долго, он наложил запрет на вездесущий орден и обласкал «вольных каменщиков», в которых увидел естественного союзника. В 1738 году в Париже начала действовать «великая ложа». Хотя графство под название Сен-Жермен никогда не суще ствовало в феодальной Европе графа не только приняли в Версале, но ему были оказаны там почести, положенные лишь прип цам крови. Удивляться этому ш приходится. Путешествовать ии когнито в XVIII веке было модно (Павел Первый, например, объехал Европу под именем графа Северного.) Кроме того, Сен-Жер мен, побывавший в 1740 году в В‹не, заручился блестящими реки мендациями. К числу его друзе и принадлежали знатнейшие вельможи австрийского двора: князь Лобковиц, граф Забор. Не оста ч ся без внимания и великолеп ный подарок — редкостной работы бриллиантовое колье, поднесен ное им королевской пассии. Сем Жермен был, бесспорно, незаурядной личностью. Он хорошо разбирался в науках, особенно в химии, знал толк в музыке, медицине и без акцента говорил ма многих языках. Дружелюбно игтреченный во многих столицах, пи нигде подолгу не задерживался н всюду слыл чужеземцем, хотя в Париже его без труда можно пило принять за француза, в Риме — за итальянца, в Петербурге- за русского. Его страсть постоянно менять имена была сродни мании. В Генуе и Ливорно он назвался графом Салтыковым, в Нидерландах- графом Сармонтом, в Голштинии и Гессене выдал себя за испанского гранда. И, возможно, не без причины, потому что ходили слухи о том, будто он незаконный сын испанской королевы Марии, полюбившей неведомого красавца простолюдина. Конечно, люди, знающие о строгости этикета, царившего при суровом испанском дворе, недоверчиво усмехались, тем более что на очереди была новая легенда, не менее романтичная.