Трон черепов

Инэвера ударила его, расцарапав в кровь, и жирный хаффит слетел с подушек. Лицо исказилось в болезненной гримасе, глаза округлились от страха.

Инэвера наставила на него палец, и кольцо вспыхнуло безвредным, но слепящим меточным светом.

– Как бы он мне не досаждал, думай, что говоришь, хаффит, когда речь идет о моем старшем сыне.

Аббан кивнул, перекатился, скривив лицо, на колени и уткнулся лбом в пол.

– Прошу простить, Дамаджах. Я не хотел оскорбить.

– Если я хоть немного пожалею об этом решении, хаффит, ты пожалеешь тысячекратно. Теперь убирайся отсюда. Скоро соберется совет, и я не хочу, чтобы тебя увидели крадущимся из моих покоев.

Хаффит подобрал костыль и захромал прочь со всей скоростью, какую позволяла больная нога.

Когда за ним закрылась дверь, Инэвера снова склонилась над костями. Она справлялась о судьбе мужа лишь на исходе дня, но больше не могла ждать. Последняя диверсия и безумный план Аббана угрожали изгнать из памяти наступивший первый день Ущерба. Уподобься он предыдущему, ее народу повезет, если люди выживут без Ахмана.

– Эверам, Создатель Небес и Ала, Дарующий Свет и Жизнь, Твоим детям нужен совет. Что принесет Дару Эвераму новый Ущерб и как нам подготовиться?

Она встряхнула кости, бросила их и прочла ответ легко, как книжную страницу:

«В этот Ущерб Алагай Ка и его князьки не придут в Дар Эверама».

«Странно». Она всмотрелась в остальные символы и вздрогнула. Впервые за минувшие недели, в единственный день, когда она не спросила об участи Ахмана, кости приоткрыли завесу тайны.

И мир ее рухнул.

«Они намерены осквернить тело Шар’Дама Ка».

С безопасного места за маленьким письменным столом в тени Трона черепов Аббан наблюдал за закрытым кругом советников: Асомом, Асукаджи, Альэвераком и Джайаном. Открытый круг, включавший всех двенадцать дамаджи, не собирались звать, пока Инэвера не займет свое место, а внутренняя дискуссия не закончится. Аббан уже слышал, как старцы лаются снаружи.

Оба круга игнорировали Аббана, пока он не заговаривал, а кое-кто и тогда старался не замечать хаффита. Аббан был достаточно умен, чтобы поощрять это, и говорил, только будучи спрошенным, – редкие случаи после исчезновения Ахмана.

Инэвера надолго застряла в своих покоях. Что, в бездне Най, ее задержало? На улицах возникали волнения, и дамаджи дошли до ручки…

– Сначала они ударили ночью, – крикнул Альэверак, – а теперь – в первый день Ущерба, оскверняя кости наших героев и сам храм Эверама! Это неслыханно!

– Ничто не случается, не будь на то воля Эверама. – Руки дамаджи Асукаджи скрылись в широких рукавах: он взял себя за локти, как делал, когда им с Асомом приходилось стоять врозь. Гладкое лицо вождя крупнейшего племени Красии выдавало мальчишку не старше восемнадцати. – Это знак, которым нельзя пренебречь. Создатель гневается.

– Это результат миндальничания с чинами после их трусливых нападений на шараджи! – возразил Джайан. – Показав слабость, мы только подстегнули их к дальнейшей агрессии.

– В кои веки я согласен с братом, – сказал Асом. – Нападение на Шарик Хора не может остаться безнаказанным. Эверам требует крови.

«Эверам, – взмолился Аббан, записав эти слова, – пошли мне чашку кузи, и я отдам одну жену дама’тинг».

Но Создатель, как всегда, не услышал Аббана. Все они – Джайан, Асом, Асукаджи – были детьми, которым навязали роли, не соответствовавшие их опыту. Им следовало еще десятилетия направляться Ахманом. Вместо этого на их плечи могла лечь судьба мира.

Аббан подавил дрожь.

– Он получит ее целое море.

Никто не заметил, как из своих покоев вышла Дамаджах. Даже Аббан, хотя она остановилась в паре шагов от него. Он глянул на нее мельком, но этого хватило, чтобы заметить свежий макияж, который, впрочем, не полностью скрыл припухлость вокруг глаз.

Дамаджах плакала.

«Борода Эверама! – подумал он. – Что на Небесах, Ала и в бездне Най способно заставить эту женщину плакать?» Кого-то иного Аббан попытался бы утешить, но Дамаджах слишком уважал, а потому вернулся к пергаменту и притворился, что ничего не заметил.

Остальным, невнимательным, прикидываться не пришлось.

– Нашла ли ты наконец мятежников, матушка? – спросил Джайан.

Аббан не обладал способностью Ахмана читать в сердцах, но это умение вряд ли требовалось, чтобы узреть нетерпеливый блеск в глазах юного шарум ка. Джайан был готов праздновать тройную победу. Во-первых, он оказался прав, а все соперники – нет; во-вторых, ему предстояло снискать славу после подавления бунта; в-третьих же, победила его жестокая натура, уже смаковавшая предстоявшие чинам боль и страдания.

– Мятежники – марионетки. – Инэвера задумчиво покатала кости в горсти. – Истинные враги наводнили наши житницы паразитами.

– Кто, матушка? – Джайан не сумел скрыть жадного нетерпения. – Кто виновен в этих трусливых атаках?

Инэвера извлекла из костей каплю энергии, и те зажглись. Они осветили ее лицо зловещим светом, который слил ответ с волей Эверама.

– Лактон.

– Рыбаки? – поразился Ашан. – Они осмелились нанести нам удар?