Тролльхол

Закончив писать, Фроя берет салфетку двумя руками и начинает обмахиваться, будто ей стало жарко, но Рин догадывается, что это нужно для того, чтобы подсушить кетчуп. Затем руки Фрои вместе с салфеткой, сложенной вчетверо, исчезают под столом. Нарочно уронив вилку, Рин ныряет вниз и видит, что на коленях Фрои лежит небольшая дамская сумочка. Судя по всему, салфетка успела перекочевать туда.

Когда Рин выныривает из-под стола, сидящая напротив нее женщина протягивает ей коробку со столовыми приборами, предлагая взять чистую вилку. Благодарно кивая, Рин берет прибор, переводит взгляд на Фрою и вздрагивает, обнаружив, что та пристально смотрит на нее. Подобно угодившей в сироп мухе Рин резко дергается и чувствует, как ее сознание все глубже увязает в гипнотическом плену Фрои. К счастью, Фроя сама отворачивается, одарив Рин милой улыбкой, но подозрительно прищуривается при этом. На ее тарелке лежит чистая салфетка. Она склоняет над ней голову, макает кончик зубочистки в соусницу с кетчупом и выводит на молочно-белом квадратике ткани кривую кроваво-красную линию.

26. Камень — не воробей

Компания Элиаса, расположившаяся на крошечном необитаемом островке вблизи Тролльхола, внезапно напоминает о себе, громко врубив музыку с раздражающими ударами басов. На этот раз басы грохочут еще мощнее, чем вчера, заглушая голоса собравшихся за столом. Люди хмурятся, начинают недовольно озираться, кто-то неодобрительно качает головой, кто-то бормочет под нос ругательства. Рин чувствует, как воздух вокруг словно тяжелеет от всеобщей нервозности, нарастающей с каждой минутой.

— Эти чужаки совсем обнаглели! — в гомоне, состоящем из шведской речи, неожиданно мелькает фраза, произнесенная по-английски.

— Точно! Так и напрашиваются на приличный пендель! — поддерживают его на том же языке.

— Могли бы хоть в праздник вести себя по-человечески!

— Да нет в них ничего человеческого. Вы их рожи видели?

— Им лишь бы напиться да покривляться.

— И чего их сюда тянет? Будто мест других нет.

— Это все Элиас! Я уже говорил ему, чтобы он не возил к нам своих друзей, но плевать он хотел на наши просьбы.

Рин, наконец, догадывается, почему шведы неожиданно перешли на английский, — скорее всего, из-за Эббы, потому что знали о том, что в таком случае она не поймет ни слова, и не хотели, чтобы она слышала, как они отзываются о ее сыне.

Но, когда произносят «Элиас», Эбба вскидывает голову, вытягивает шею и, приставив ладонь ребром к уху, коротко и резко выкрикивает:

— Э-э?!

Сидящая рядом женщина кладет руку ей на плечо и, похлопывая по нему, бормочет что-то успокаивающее. Эбба кивает и возвращается в свое обычное положение — ссутуливается и по-черепашьи втягивает голову в плечи.

Тем временем градус дискуссии продолжает накаляться:

— Не пора ли нам принять меры? — решительно выкрикивает цветочница Ингрид, злобно выпучивая большие и круглые, как у совы, глаза.

— Пора, еще как пора!

— Проучить этих щенков раз и навсегда!

— Да! Чтоб имели в другой раз уважение!

— К черту их уважение! Гнать отсюда чужаков! Гнать и не пускать больше!

— Правильно! Нечего им делать на нашей земле!

Ворчание катится вдоль стола и набирает силу. Рин кажется, что оскорбленные жители Тролльхола вот-вот отправятся воплощать только что озвученные планы.

Наконец, Хенрик встает и трижды хлопает ладонью по столу, так, что звенит посуда и подпрыгивают столовые приборы на тарелках. Присутствующие замолкают и поворачиваются к нему, ожидая какого-то заявления. У Хенрика такой воинственный вид, будто он собирается кинуть боевой клич, но он всего лишь объявляет, что наступило время танцев. Оказалось, что Хенрик и его супруга Анна — ведущие на этом празднике. Они выходят из-за стола и, включив музыку в размещенной рядом с танцполом стереосистеме, созывают гостей к «майскому дереву». Из огромных, размером с приличный холодильник, колонок вырывается фольклорная мелодия, и музыку «чужаков» больше не слышно. На лицах шведов вновь расцветают улыбки, глаза зажигаются в предвкушении предстоящего веселья. Места за столом быстро пустеют, а гости, хохоча и толкаясь, неспешно стягиваются к Хенрику, что-то выкрикивающему в микрофон.

С облегчением выдохнув, Рин мысленно благодарит Хенрика за верный ход, предотвративший назревающий конфликт. Она пытается пробиться к Юхану, который тоже идет к шесту вместе со всеми, но люди плотно окружают его, и к нему не подобраться. Вдруг Рин обращает внимание на то, что Фрои нигде не видно. Куда же она подевалась? Отправилась воплощать свои коварные замыслы? Что она писала на салфетках? Какие-то послания? Охваченная любопытством, Рин скользит взглядом по раскрасневшимся после застолья лицам и боковым зрением замечает движение далеко в стороне, у подножия скал. Ловко и легко перебирая длинными ногами, Фроя поднимается вверх по каменистому склону и вскоре ее фигура теряется в соснах, лишь мелькает среди тонких стволов край ее пышной синей юбки.