Читаем Тролльхеттен полностью

Как питались остальные горожане? Да также, перехватывая еду друг у друга, совершая дерзкие налеты на соседние общины, всегда со стрельбой и большой кровью. В каждой из общин выделился лидер, который контролировал набеги, рождаемость и смертность, и за свое руководство взымал десятину. Неосознанно, эти сплоченные группы людей вели себя подобно средневековым феодальным общинам, с некоей примесью коммуны. По упорно ползущим по опустевшим улицам слухам кое-где даже практиковался давно забытый обычай первой брачной ночи. Но народ не роптал, не возмущался, поддаваясь стадному чувству, он знал — вместе легче. Вместе можно выжить. Как следствие такой тесной сплоченности, количество Исходящих из подобных угрюмых общин приблизилось к нулю. Это были крупные золотые слитки, которые остались на вселенском сите тогда, как вся остальная мелочь уже провалилась вниз. Напряженно борясь за жизнь, эти группы раз за разом пытались покинуть город, и у них ничего не получалось, но настойчивость была такова, что преодоление туманного барьера оставалось делом времени. В своих безуспешных попытках эти люди уже достигли упорства потока воды, что год за годом стачивает в пыль несокрушимые гранитные скалы.

Влад не хотел бежать, он чувствовал след, некую связь событий и людей, которая выстраивалась, стоило напрячь мозговые извилины. Все слишком туманно и неявно, но она была.

Разобраться с этим в ближайшие дни помешала история с Мартиковым, окончившая большой городской охотой.

На следующий день после очередного побоища на Школьной улице Павел Константинович Мартиков очнулся стоя посередине пустой комнаты в квартире Александра Белоспицына с широко разведенными руками и скрюченными в суставах пальцами. Пока сквозь царивший в голове разброд он пытался понять, что происходит, глаза уже фиксировали окружающее. От стены к стене ходил, совершая в воздухе руками круговые пассы, ослепший Евлампий Хоноров, испуганно выкрикивая что-то вроде: «Что случилось! Что происходит?!», а остальные пятеро сгрудились в дверях и с откровенным страхом смотрели на Мартикова. Дивер сжимал автомат, дуло которого смотрело прямо в лицо бывшему старшему экономисту. Позади через окно пялилась мутная луна, бросая мертвенный световой квадрат на стену.

— Что?! — выдохнул Мартиков, но тут Евлампий шагнул вперед и наткнулся на стену, прямо на лунный отсвет и загремел на пол. Белоспицын поспешно подскочил к нему, поддерживая под локоть, помог подняться.

— Он успокоился? — спросил кто-то из стоящих с сомнением.

— Что произошло? — спросил Павел Константинович, и очнувшаяся память услужливо подкинула ему воспоминание: он один в пустой, освещенной чарующим лунным светом комнате, а из соседней пахнет духом человеческих тел — сонная беззащитная добыча. Куски мяса.

— Он больше не будет? — направив лицо к луне вопросил Хоноров, — скажите, чтобы он перестал. Я же не вижу…

— Угомоните его кто-нибудь! — нервно сказал Владислав, — в два часа ночи такой бедлам! А ты, Мартиков, сейчас в себе?

— В себе…

— Что с ним делать? — вопросил Дивер, — это уже… да, это третий уже случай. Он нас сожрет когда-нибудь.

— Что я сделал?!

— Успокойся, — сказал Мельников. — Порычал и немного погонялся за Хоноровым… чуть не догнал…

Они переглянулись. Сейчас в них боролась совесть с инстинктом самосохранения, все-таки жить вместе с Мартиковым, все равно, что содержать в домашней квартире любовно выращенного тигра. С одной стороны, он вроде бы ластится к тебе и требует ответной ласки, с другой… кто знает, что у него на уме.

Мартиков и сам понимал это, понимал, отчего на него бросаются косые настороженные взгляды, когда время начинает клониться к вечеру, а луна все прибывает и прибывает, медленно полнея на один бок.

Никита Трифонов, у которого сна не было ни в одном глазу (за ночь трижды просыпался с криками), протиснулся сквозь плотный строй взрослых и подошел к Павлу Константиновичу. Осторожно коснулся длинной звериной шерсти.

— Волчок… — тихо сказал он, — но ему скучно одному…

— Уберите этого юного прорицателя! — взорвался Дивер, — с глаз моих долой. Ночь же, черт!

Трифонова увели, а ночью так никто и не спал, зато наутро Влад выдал дикую идею, отдающую суевериями и просто безумием, но в нынешней обстановке смахивающую на вполне действенную. Мартиков увидел собаку, там возле реки, и его лицо переменилось, явив на свет сразу обе полярные сущности. И так, звериная, дикоглазая, потянулась к собрату по виду. Да, правильно, это ведь не собака, наверное, была. А волк, один из тех, что сбежал когда-то из зверинца.

— Может быть, волчья половина хочет быть с кем-то еще, кроме нашего собрата по несчастью? — спросил Влад.

— Только волка придется удержать, — сказал Белоспицын.

— И он что, потянется к ним и выйдет из нашего мохнача? — притопнул ногой Севрюк. — Это безумие!

— Как раз достаточное, чтобы быть истиной. — Произнес Влад и на этом поставил в дискуссии точку.

Перейти на страницу:

Похожие книги