Для начала, Филоктет стонал. Долго, жалобно и, видимо, местами совсем ужасно (ну, скажем, в такт русского шансона), потому как слушать его героям не было никакой возможности (нет, серьезно, плыть, когда кто-то стонет?!).
А еще рана воспалилась, и потому Филоктет – о ужас! – вонял. И, скорее всего, с той же интенсивностью, что и стонал. Поэтому воины, как один возмущались, что «он вонючий и громко стонет, нас о таком кошмаре вообще не предупреждали», отказывались плыть и собирались массово дезертировать в море.
Да, то есть, напомним: дело происходило в море. То есть, стоны Филоктета и его ароматы мешали чувствительным эллинам В МОРЕ, под ветром и при шуме волн. На этом моменте жест «крыло-клюв» наверняка уже сделали даже чайки.
В конце концов счастливый выход нашелся в изоляции: на ближайшем гористом островке заснувшего Филоктета сгрузили на берег, помахали ему ручкой, поумилялись, какой он тихий, зажали на прощание носы и отчалили в сторону войны, переговариваясь о том, что вот, теперь-то уж ни стонов, ни вони точно не будет.
Филоктета ждала девятилетняя робинзонада без Пятницы, зато с козами, луком Геракла, гноящейся раной и подбором лексикона.
А потом эллины приплыли назад и сказали, что без него Трою им не взять. Так что лексикон все равно пригодился.
12. Провал блицкрига
Уже ясно, что до Трои эллины добирались эпично. С перерывами на «принести жертву» и «оставить на острове внезапно укушенного во время жертвоприношения антисанитарно пахнущего товарища». Периодически вопрошая: «Куда ты ведешь нас, о Телеф-герой?». В общем, добирались настолько обстоятельно и неторопливо, что на подступах к Трое были встречены нехилым войском троянцев и воплями: «Родненькие, наконец-то!» «Сколько можно, мы уже состарились тут ждать!» От такого энтузиазма греки малость растерялись, стали бегать по кораблям и раздумывать, что нет-нет, на берег-то и не хочется… а подвигов-то и надо… и вода за берегом некурортной температуры, и знамения плохие… и вон вообще, было предсказание, что первый, кто ступит на землю Трои, помрет лютою смертью.
Кандидатов в первопроходцы все не находилось и не находилось, потому Одиссей с досады пнул свое хитроумие, выхватил щит и с воплем: «Серфинг, муахаха!» пошел на троянцев в психологическую атаку (сперва на берег высадился щит, потом уже на него – Одиссей, в стиле Леголаса из известной-преизвестной трилогии). Непонятно при этом, что больше сохранило Одиссею жизнь: щит или четкое ощущение троянцев «этого не трогать, вдруг заразно».
Герой Протесилай мудрости не рассмотрел, возопил: «Первый пошел, уже можно!» - и десантировался следом. Последним, что он увидел, был царь Итаки с хитрой мордой и в двусмысленной восточной позиции цапли на собственном щите. После этого Протесилай убыл в Аид от вражьего копья, а Одиссей так и не узнал про себя много нового и нехорошего.
Здесь эллины вздохнули с облегчением («счет размочен!») и воспламенились отвагой. Одиссей наконец слез со щита, и закипело обычное месилово, после которого троянцы как-то внезапно оказались в Трое, открывать отказались, начали глумиться, кричать «Занято» и утверждать, что «валы крепки, и стрелы наши быстры».