Троллейбусная прогулка

Мой родственник изумился и даже привстал со своего сиденья, чтобы посмотреть, о чем, собственно, идет речь. Мужчина сидел ближе к проходу, а ближе к окну на диванчике лежал такой довольно обширный картонный квадрат с гнездами, и в гнездах помещались яйца. Родственник даже обрадовался, когда увидел такое приспособление. В Лондоне он отвык от таких изысканных способов транспортировки неудобного товара, а тут пахнуло родным и забытым. Спор между тем становился все горячее.

«Но они у вас занимают целое место!» — говорила контролерша.

«А куда ж мне их девать?» — резонно спрашивал гражданин.

«Это ваше дело. При себе их как-нибудь держите. А иначе надо на них билет брать».

«Ну, вы даете! — говорит гражданин. — С каких это пор яйца стали багажом? Я из принципа платить не буду».

«Тогда штраф заплатите».

«За яйца?»

«Да, за яйца!»

«Это мы еще посмотрим».

«А мне нечего смотреть. Я уже насмотрелась. Ваши яйца занимают все место у окна».

Мой родственник как иностранец не мог определить, на чьей стороне справедливость, но как бывший советский человек и как мужчина склонялся в пользу гражданина, не желавшего платить. А контролерша уже кричала через весь троллейбус:

«Водитель, не открывайте заднюю дверь на остановке! Я сдам его постовому!»

«Да пожалуйста, — протянул пассажир, но чувствовалось, что он слегка струсил. — Вы же придираетесь. Была бы это сумка или чемодан, а тут — лист картона».

«Но он квадратный и занимает целое место. Водитель, остановите возле поста!»

Троллейбус уже заворачивал с Невского на улицу Гоголя. Искры сыпались из-под оглобель и гасли, пролетая мимо окон. Водитель то ли от нерасторопности, то ли от мужской солидарности открыл обе двери на остановке и переднюю, и заднюю. Контролерша кинулась по проходу к водителю.

«Я вам сказала, чтобы вы остановились около…»

Водитель что-то отвечал тоже в повышенном тоне. Сзади стал подавать сигналы другой троллейбус, которому этот мешал подъехать к остановке. Контролерша кричала. Какая-то старуха с места для инвалидов и пассажиров с детьми тоже вмешалась и крикнула непонятно: «Государство им образование дает, все заботы, а они хулиганничают!».

Человек в рабочей одежде, откусывающий от цельного батона, смеялся и сквозь смех говорил: «Ну, бля, доездились!».

Тогда виновник скандала, не желая навлекать на себя новые беды, подхватил свою картонку и, аккуратно протиснувшись между входившими, выскользнул из троллейбуса. А вошло человек пять. Разного пола и возраста. Один, тоже в кепке, сел на то самое сиденье, где ранее помещался человек с багажными принципами. И тоже не у окна, а ближе к проходу.

Возле водителя всё скандалили.

«Да пиши чего хочешь!» — кричал водитель.

«И напишу! И займутся тобой кому надо!» — кричала контролерша.

«Ехать будем?» — крикнул в рабочей одежде.

Двери закрылись, и троллейбус, сердито урча электрическим мотором, затрясся в направлении гостиницы «Астория».

«Следующая «Исаакиевская площадь»!», — рявкнул водитель в микрофон.

Контролерша решительным шагом подошла к человеку в кепке.

«Ну, что? — сказала она, уперев руки в боки. — Будем платить за яйца или нет?»

«Чего-о? — крайне удивился новенький. — Это что еще за новости?»

«Никакие не новости! — в гневе не замечая подмены, кричала контролерша. Куда вы их убрали?»

«Чего?»

«Яйца!»

«Да чего вы пристали?! Почему это я должен за яйца платить?»

«Потому что они у вас квадратные!»

Человек в рабочей одежде подавился батоном и стал смеяться и кашлять одновременно.

Узколицый с профессорской бородкой (из вновь вошедших) встал со своего места и сказал: «Господа петербуржцы, что происходит?».

Тут пассажир в кепке позволил себе ответить на поставленный вопрос, применив совершенно непечатные выражения. И тогда все захохотали. Причем смеялись так, что в резонанс затряслись и забренчали какие-то железки под потолком машины. Троллейбус опять остановился, потому что шофер упал лицом на руль и выл от хохота. Смеялась старуха, смеялся человек в кепке и интеллигент с бородкой. Смеялась контролерша и все вновь вошедшие. Смеялся и мой отдаленный родственник. Он (он мне сам это рассказывал) вдруг почувствовал, что… что-то как бы отпустило его… что-то такое, что долго держало его изнутри. Ему вдруг понравились все эти хохочущие лица и подумалось легко и слезно: «Вот я и дома… будто и не уезжал!».

Москва