Троица

Воеводы Борисовы, что в Северской земле с самозванцем воевали, присягнули было Федору, но в скором времени к ложному царю Димитрию переметнулись, а с ними заодно и все бояре московские. И стали изменники смущать народ на Москве, говоря:

— Пойдем, прогоним Годуновых, они же злодейской лестию царский престол воровски похитили. Пусть правит нами законный государь Дмитрий Иванович!

Возмутился народ, и пошли, ворвались в палаты царские, и Федора с Ксенией и матерью их царицей Марьей схватили и в прежнем их доме, где жили до воцарения, с позором заточили. А ложный Димитрий в великой радости, как победоносец, пришел в город Тулу, и послал вперед себя в царствующий град предателей князей Мосальского и Голицына, чтобы они к его приходу все приготовили. И сказал:

— Не войду в Москву, пока живы царица и царенок, родичи врага моего изменника Бориски.

Князья самозванцеву волю с охотой взялись исполнить, и, придя в Москву, царевича Федора и мать его царицу предали злой смерти, задушили, а народу сказали, что они сами отравились. Царевне же Ксении жизнь сохранили, по тайному гришкиному указу. Участь ее ждала еще горше родительской.

Царство Расстриги

Самозванец, гордыней переполняемый, вступил в царствующий град Москву. Народ же и бояре встретили его с великой честью. А князь Василий Шуйский, царь наш нынешний, при всем народе каялся и крест целовал в том, что он-де не видел Димитрия мертвым, когда ездил в Углич на дознание, а видел другое дитя. Прежде же он, князь Василий, неправду говорил якобы затем, чтобы до времени не открылась Борису тайна царевичева спасения. И было в народе большое ликование.

Этот царь Григорий, ложно называвшийся Димитрием Ивановичем, был с виду неказист и обличье имел простое, не царское: росту небольшого, все тело смуглое и рожа в бородавках. Грамоту знал и в государственных делах был сведущ, с боярами держался запросто, словно и впрямь с малых лет знал все обычаи царские. Воинов своих любил и всячески жаловал. Потешные бои устраивал и сам в схватку лез, о синяках и царапинах на царской своей персоне нимало не заботясь.

А еще имел он замыслы великие, не под стать своему низкому роду и воровской душе: хотел войной на турок идти, чтобы очистить от нечестивых Царьград и гроб господень освободить. Уже и взаправду стал войска собирать и хотел брать Азов, но не успел, ибо принял возмездие за свои грехи и был убит.

Это я назвал дела его, которые можно счесть достойными похвалы, но зла он совершил больше. Жаловал поляков своих и литву и немцев более всех прочих, и тем обижал русских людей. А иноземцы по Москве ходили хозяевами. К словам думных бояр не любил прислушиваться, главными же советчиками были у него польские и литовские люди. Смеялся над обычаями старинными, православные обряды исполнял не ревностно. Поначалу хотел даже вместо нашей истинной веры бесовскую латинскую ересь в России утвердить, и поставить костелы лютеранские. Но вскоре одумался и от этих нечестивых мыслей отрекся, за что поляки его ругали.

А еще не нравилось людям, что царь держится просто, не соблюдает царского достоинства: позволяет полякам в лицо себе бранные речи говорить, а то еще велит живого медведя в Кремль доставить и сам на него с рогатиной выходит, или возьмется некие разукрашенные хоромы строить и сам трудится, будто и не царь, а простой мужик. Очень любил он силой своей и удалью похваляться.

Но самый большой его грех, за который гореть ему в аду веки вечные, вот какой. Захватил он, нечестивец, в плен царевну Ксению, девицу прекрасную, чью родную мать и милого брата он повелел смерти предать, и сотворил с ней срам, и над красотой ее и девичьей честью зло надругался. И держал ее при себе шесть или семь месяцев, и все не мог насытить порочное свое естество. Говорят, еще и многих других честных девиц и жен опозорил этот окаянный подлец Гришка, козлище бессовестный.

А князья Шуйские думали поначалу, что, скинув Годуновых с расстригиной помощью, они скоро и его самого к рукам приберут и всеми государственными делами будут самолично распоряжаться. А когда увидели, что не смогут осуществить своих замыслов из-за Гришкиного своеволия и нахальства, стали размышлять, как бы им и от этого царя избавиться.

Послали грамоту польскому королю Жигимонту: «Почто, мол, великий король, подослал ты нам такого беспутного и ничтожного человека в цари? Отрекись от него, да вели своим панам, чтобы перестали ему помощь оказывать. Тогда мы без больших трудов сего бесстыдного низкородного наглеца сами с престола за смрадные уды стащим, а тебя, государь, отблагодарим, как подобает: в войне против шведов пособим, землями пожалуем, или, буде тебе угодно, возьми град Смоленск».

Король же польский этими посулами нисколько не прельстился, ибо ждал случая всю Россию привести под власть польской короны, а для того расстрига Григорий должен был утвердить у нас латинскую нечестивую веру и на польской княжне жениться.