— Может быть, ты скажешь, куда я попаду? — снисходительно улыбаясь, спросила девчонка.
Она была спокойная, аккуратная. А я стоял перед ней растерзанный, с заплаканным лицом, в перепачканной рубашке. Это было ужасно унизительно.
— На тот свет! — выпалил я. — К черту в лапы! Ясно?
Я ждал — она испугается, но девчонка только покривила рот и сказала:
— Это кто же черт? Ты, что ли? Похож.
Я чуть не задохнулся. Но объяснять было некогда. Состав шел все быстрей.
— Прыгай! — крикнул я. — Скорей!
Я схватил ее за руку, подтолкнул к двери. Девчонка вцепилась другой рукой в какой-то рычаг. Оторвать ее было невозможно. Отчаянным усилием она вырвалась и отскочила в угол.
— Не имеешь права! — тяжело дыша, крикнула она. — Не имеешь никакого права на ходу с поезда выкидывать! Бандит! У меня мама больная, я за лекарством в Узловую еду! Вот погляди!
Она ткнула мне в нос какую-то бумажку.
— Ты понимаешь...
— Не подходи! — крикнула девчонка. — Стой, где стоишь!.. Погоди, я еще пожалуюсь кому следует. Тогда узнаешь!
Ее аккуратная прическа растрепалась, снисходительная улыбочка исчезла. Но такой она тоже мне нравилась. Даже еще больше.
— Слушай, — сказал я. — На этих тепловозах никого нет. Понимаешь? Никого! Только мы!
— А машинист?
— Нет машиниста.
— А где же он?
— Не знаю... Сошел с ума, напился, улетел на Марс. Надо прыгать!
— Брось, — сказала девчонка, поправляя прическу. — Не выкручивайся. Прыгай сам, а я погляжу.
Она опять усмехнулась прямо мне в лицо. Это было уж слишком. У меня даже страх пропал.
Я молча распахнул дверь и спустился на подножку. Я знал, что теперь спрыгну. Обязательно. Будь, что будет! Я подогнул ноги, глубоко вздохнул...
Цепкая рука схватила меня за воротник. Я рванулся Полетели пуговицы рубашки.
— Пусти!
Но девчонка не отпускала. Моя решимость таяла с каждой секундой.
Я поднялся в кабину. Девчонка стояла рядом. Даже сквозь стук колес я слышал ее дыхание. Я старался не смотреть на нее.
— Дурак!
Она коротко по-детски всхлипнула.
На большом слегка изогнутом щите диспетчерской Узловой вспыхивали разноцветные лампочки. Красные и зеленые светофоров, белые — перемещающиеся огоньки поездов. Белых огней было много. Но внимание всех собравшихся в диспетчерской было приковано лишь к одному из них. Мигая, он передвигался по щиту от Сортировочной к Узловой.
По телефонным проводам метались голоса:
— Переведите 13-й скорый на второй путь...
— Задержите выход 29-го...
— Освободите первый путь для прохода неуправляемых тепловозов...
— Черт с ней, с матчастью! — человек горячился, и становился заметным его кавказский акцент. — Эти тепловозы такое натворят на магистрали — потом год не расхлебаем! У нас пассажиры, понимаешь, мы отвечаем за их безопасность!..
— Что ты предлагаешь, Георгий? — перебил старший из собравшихся в диспетчерской. — Конкретно.
— Сбросить! Найти подходящее место, где они беды не наделают, перевести вручную стрелку и под откос! Вполне конкретно!
Георгий энергично рубанул воздух, показывая, как тепловозы будут аккуратно лететь под откос.
Из темноты на мгновение выскочил освещенный домик блокпоста возле переезда. У шлагбаума стояли встревоженные люди. Они смотрели на проносящиеся мимо тепловозы.
Я метнулся к двери. Я хотел крикнуть, подать знак. Но домик и переезд тут же исчезли.
Темнота снова обступила кабину. Только горели три разноцветные лампочки на панели управления: две красные, одна зеленая, сообщая что-то о работе машин. Рядом зашевелилась девчонка. Она шарила рукой по кнопкам и рычагам щита.
— Что ты хочешь? — спросил я.
— Зажечь свет, — сердито ответила девчонка. — Здесь такая темень... У тебя спичек нет?
Я чуть не ударил себя по лбу. Как я раньше не догадался? Надо было зажечь свет в кабине. Тогда бы люди заметили!
Спичек у меня не было, и пришлось долго шарить при тусклом свете лампочек, прежде чем я нашел три кнопки освещения. Я так волновался, что не сразу смог нажать одну из них.
Свет почему-то вспыхнул за окном. Яркий луч прорезал темноту. В полосе света убегало назад полотно дороги. Горел прожектор, укрепленный снаружи над кабиной.
— Что же ты? — нетерпеливо сказала девчонка. Я нажал соседнюю кнопку. Теперь свет зажегся
в кабине. Я даже на мгновенье зажмурился. А ког-
да открыл глаза, то увидел, что девчонка пристально разглядывает меня. На лице ее было странное выражение. Не то тревоги, не то изумления.
Она смотрит на меня так же, как вчера вечером в саду. Все. Узнала...
Я отворачиваюсь. Мы долго молчим.
— Ты все это выдумал? — спрашивает она наконец.
— Что?
— Эту чепуху про машиниста?
Что бы я сейчас ни сказал, она все равно не поверит.
— Выдумал, — говорю я.
И мы снова молчим. Только грохочет состав.
— Интересно, что бы ты делал, если бы я тебя не удержала? Напрасно схватила! — безжалостно продолжала она — Надо было дать тебе прыгнуть! Самоубийца-любитель...
Ей обидно за свое волнение, слезы. Я отворачиваюсь к окну.
Сумасшедший состав несет нас в ночь. За темным стеклом только, угадываются очертания лесных посадок, разрывы полей...