Троглобионт

– Лимон сладкий?

– Нет.

Неприметный человек показал знаками лаборанту, чтоб тот позвал его, когда закончит, и тихо вышел из кабинета.

Везде принято ругать спецслужбы. Особенно у нас в России. Трудно даже представить себе, сколько тонн бумаги изведено на то, чтобы изобличить происки и козни советского КГБ. Мужественные советские разведчики уже потихоньку начинают выглядеть шпионами. Но, почему-то, ни одно государство от услуг спецслужб не отказывается.

Есть мнение, что и на «том свете» спецслужбы существуют и ведут свою деятельность столь же усердно, как и у нас. Однако, чего доказать не можем, не будем того утверждать.

Вернемся лучше к нашему повествованию.

Это не начало, а скорей, конец истории, которую я хочу вам рассказать. Я знаю её, что называется из первых рук, со всеми подробностями, включая интимные, но источники разглашать не принято, и я не буду. Не буду, так же, грузить вас уверениями о том, что названия и фамилии изменены, а совпадения случайны – и так понятно. Все материалы по этому делу засекречены не только у нас, но и в НАТО. Свидетели этих событий по разным причинам молчат и, скорей всего, будут молчать еще долго. Так что, хотите, верьте – хотите, нет. Тем более что в книге это не главное. Могу выдать тайну – книга эта о любви, как и положено роману, причем, детям до шестнадцати лет не рекомендуется.

А началось всё, что называется, на другом конце земли.

Часть первая

1. На ступенях храма

Летом здесь очень жарко. Хорошо хоть цивилизация одарила местных жителей таким безусловным благом как кондиционер, и многими другими техническими благами. Этих благ здесь настолько много, что они просто на грани культа, и создается впечатление, что техника заменяет местным людям Бога. В такую жару, мокрые от пота люди страдают на улицах без технической поддержки… и кажется идеальным только одно – покинуть этот горячий асфальт, уйти подальше от раскаленных, излучающих жару домов и выйти на берег Океана…. Даже если не броситься тут же в воду, то, всё равно, сам вид этого бескрайнего зеленовато-голубого пространства заставляет забыть о пекле.

Когда мы слышим название этого города, непроизвольно воображение рисует бесформенное нагромождение высоченных коробок из стекла и бетона, вырастающих прямо из воды, как сталагмитовые наросты в слишком большой и к тому же очень светлой пещере. Таким он видится с океана, но чаще снимают с берега. Как влекут мух некоторые из сероводородов, влечет фотографов это место на набережной. Этот вид со стороны Бруклина действительно впечатляет, но он уже заигран, замусолен до невозможности. Наверное, во всех великих городах есть такие точки: в Риме это вид на Колизей… в Афинах – на Акрополь, в Москве – вид на кремль с Большого каменного моста, названный в народе трехрублевым (ныне устаревшее). Сейчас уже многие не помнят сладостного вида хрустящей трешки, а ведь совсем недавно эта бумажка была главной советской валютой, главной и неразменной единицей русского менталитета: она заключала в себе бутылку «Московской» и плавленый сырок «Волна».

Однако, мы отвлеклись.

Тогда еще была весна, погода стояла замечательная, никакой жары, но вполне тепло.

Дело происходило в одном из уголков старого Манхеттена (это я так его называю старым, для аборигенов это имеет, видимо, какое-то другое название, но каждый имеет право на свое видение). Это тоже Манхеттен, тоже небоскребы, но небоскребы старые, пониже, построенные где-то в начале двадцатого или в конце девятнадцатого века. Для москвичей эта архитектура ассоциируется с так называемыми сталинскими домами, вроде МИДа или Университета на Воробьевых горах.

Шикарные офисы, дорогие магазины и тому подобное, связанное с современными представлениями об активной деловой жизни, находится в стороне, в районе пересечения Бродвея и Пятой авеню, здесь же гораздо тише, спокойней. Тихие скверики расположены как бы в ущельях из белого камня. От них вверх поднимаются мраморные лестницы к домам, в которых расположены библиотеки, музеи и что-то другое, ассоциативно связанное с понятием культуры человечества и, пока еще не унесенное ветром.

Прямо на большой каменной лестнице, подложив под себя какой-то потрепанный бестселлер, сидела молодая и очень симпатичная девушка. Она грызла карандаш и, время от времени, делала им какие-то пометки в блокноте, лежавшем у неё на коленях. Тем же карандашом она иногда поправляла очки. Многие стесняются очков и совершенно напрасно: хорошие очки последнему дураку придадут умный вид, а хорошенькой девушке они добавляют немного наивности, милой беспомощности, одним словом, детскости, причем, иногда в такой степени, что с очками не сможет конкурировать ни одна, сколько бы то ни было короткая, юбка, укороченная, в общем, для тех же целей.