Трогать запрещено

Достаю телефон одной рукой. Нахожу контакт. Юлькиного номера у меня нет. Но остался Юлы. Твою мать, Титов. Это бред чистой воды! Не могу поверить, что это она и есть. Нет. Не мог ты так тупо попасть на крючок. Не мог…

И тем не менее, я набираю быстро короткое сообщение. Просто «Юля». И нажимаю на кнопку отправить. Гашу экран телефона, сжимаю левой рукой руль. Прислушиваюсь к каждому стуку собственного сердца.

В кармане Юльки раздается сигнал…

В груди что-то рвется.

Юля

Телефон в кармане отзывается коротким «бзыньк». Кажется…

Я даже не обращаю на него внимания. Тоже кажется…

Наверное, Вероника, которая жаждет узнать подробности моего унизительного падения в глазах Титова. И если я сейчас открою и увижу ее сообщение — разревусь и, кажется, умру…

Слезы только-только удалось задушить. А в горле до сих пор ком стоит: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Меня всю трясет от пережитого выброса эмоций. Лихорадит, как при температуре. Все, чего мне сейчас отчаянно хочется — заползти под одеяло и вдоволь нареветься, лелея свои разбитые мечты.

Поэтому я не двигаюсь. Боюсь даже дышать рядом с Титовым. Страшно, неловко, унизительно, некомфортно. Так ужасно я в жизни себя не чувствовала! Вместе с тем, наверное, я могу собой гордиться. Впервые в жизни я кому-то призналась в любви. Вот только это признание растоптали и выбросили в мусорное ведро, как грязную салфетку.

Не нужен, неправильно, недостоин… Ох, все!

Снова шмыгаю носом и приказываю себе держаться. До дома. До спальни. До кровати. Благо, мы уже завернули в наш поселок. Проехали КПП, и впереди уже маячат ворота нашего с папой дома.

Богдан молчит, а я даже смотреть в его сторону боюсь. Когда Audi притормаживает у калитки, я, не говоря ни слова, дергаю ручку и выскакиваю из теплого салона. Захлопываю за собой дверь и быстрыми шагами семеню к воротам, суетливо нащупывая в кармане телефон. Разблокировав, тянусь написать Нике, чтобы не беспокоилась, да…

Сердце ухает в пятки. Ноги спотыкаются, и я резко торможу, врастая ботинками в брусчатку. Не с первого раза попадая по уведомлению, в конце концов выскакиваю в мессенджер. В глазах на мгновение темнеет, когда читаю в переписке с Богданом: «Юля».

Это было сообщение не от Вероники.

Это Титов написал Юле, которой не писал уже трое суток.

Он понял.

Он проверил.

Я попалась.

Кровь отливает от лица. Я оборачиваюсь. Взглядом безошибочно находя глаза Титова.

Нет, если умирать, то вот сейчас. В этот самый момент. Когда мужчина сжимает в ладони телефон и не мигая, в упор смотрит на меня своим шоколадным взглядом. В груди бьют барабаны, а не сердце. В висках пульсирует кровь.

Я, наверное, должна что-то сказать? Как-то объясниться?

Я, вроде бы, даже делаю робкий шаг в сторону его машины, но…

Меня останавливают. Богдан предупреждающе качает головой. Челюсти сжимает и… злится? Он злится.

Я втягиваю морозный воздух сквозь стиснутые зубы. Черный внедорожник со скрипом шин по свежему снегу срывается с бешеной скоростью с места. Титов уезжает. Молча.

Хотя почему молча? Его взгляд все сказал лучше любых слов.

Одно большое — разочарован.

Глава 17

Юля

Ночью у меня поднимается температура. Еще с детства мама говорила, что у меня организм слишком чувствительный к изменениям моего психологического фона. Если Юля счастлива, то светится вся до кончиков ушей. Если Юля страдает, то с полной самоотдачей до последнего мизинца.

Вот и в это раз не обошлось. Меня срубило. Слишком много эмоциональных потрясений за раз, и вуаля — «тридцать семь и семь», перепуганный папа и охающая Люда. Слабость, вялость и апатия. Хотя последнее, полагаю, не столько от температуры, сколько от ситуации в целом.

Я ведь набралась смелости и написала Титову еще раз. Как Юла. Так и не поменяв имени — хотя прятаться уже пропал всякий смысл — спросила:

«Это все?»

Какой ответ я хотела на это увидеть, не знаю! Я вообще не была уверена, что мужчина ответит. Но он написал. Поздно ночью:

«У тебя большое будущее, Юля. Поверь, я тебе в нем не нужен, малыш…»

Я могла бы поспорить. Ожесточенно поспорить! Но уже и так слишком низко пала в глазах взрослого мужчины, что дальнейший диалог все только бы усугубил.

Весь следующий день я провалялась в кровати. Кости ломало, как в мясорубке. То просыпаясь, то снова падая в спасительный сон, я в коем-то веке позволила себе забить на тренировки. Не было сил ни моральных, ни физических. Полное истощение.

К вечеру, немного оклемавшись, я выползаю на кухню, поужинать с папой. И то, надолго не засиживаясь, почти сразу возвращаясь к себе.

Откопав на сайте онлайн-кинотеатра подборку со старыми советскими фильмами, почти до утра я таращусь в телевизор, пуская сопли и слезы. Там все хорошо. Там хэппи энд и любовь до гроба. В жизни же…