Трогать запрещено

— Я не просто способная, но еще и умная. Сюрприз. Это ты рассказала моему отцу о нас с Богданом. И фотографии Рамченко тоже принесла ты. Откуда взяла?

— У меня хорошие друзья.

— Друзья твои такие же беспринципные нелюди, как и ты.

У столика появляется все тот же официант. Ставит перед Ил чашку с кофе и ретируется, бросив на эту змею плотоядный взгляд. Что примечательно, на пенке ее капучино красуется сердечко из корицы.

Я машу головой от досады. Не по зубам тебе эта кукла, парень. Пережует и выплюнет с твоей-то зарплатой официанта. У нее один чек за поход в салон выходит больше, чем твой годовой оклад.

— Будешь в моем возрасте, поймешь меня, — продолжает Илона, когда мы снова остаемся наедине. — Это в двадцать все кажется либо черным, либо белым. С возрастом цвета размываются.

— Не пойму, — подаюсь вперед. — Я не такая, как ты. И никогда такой не буду! У меня есть гордость, чтобы отступить, когда мне дают понять, что я не нужна. У тебя нет ни гордости, ни самоуважения.

— От Титова ты, однако, не отступила.

— Откуда тебе знать?

— Малышка, мне не двадцать лет. Я сильно старше тебя и гораздо больше вижу, знаю и понимаю. Ты ведь с самого начала была влюблена в него, как дурочка. Я права? Глазками хлопала, краснела, смущалась. Ох, а эти твои улыбочки, полные надежды, когда он тебя хвалил в ресторане, м-м, — закатывает глаза бывшая Дана. — Боже, это было так очаровательно по-детски, — улыбается и делает глоток кофе. — Зная Титова и его предпочтения, я удивлена, что он вообще на тебя клюнул. Ему нравятся женщины более раскрепощенные и опытные.

— Если ты думаешь, что это единственное, что привлекает Богдана в женщинах, значит, ты совсем его не знаешь, — стискиваю я зубы, сжимая кулаки под столом.

— Ты, небось, и девственность с ним потеряла? Маленькая доверчивая Юля.

— Не твоего ума дело!

Не краснеть, Юля! Не вздумай ей уступать! Как только дашь слабину, эта змея тут же затянет удавку на твоей шее. Это все тонкие умелые провокации. Острые, как бритва, попытки вывести меня из себя. Я сильней этого. Выше этого. Я не поддамся.

Спрашиваю, хватаясь за лямку рюкзака:

— Ты привела меня сюда, чтобы обсудить Богдана и его предпочтения? Если да, то лучше позвони своей подруге. Как ее зовут? Нюта? Уверена, в ее лице ты найдешь более сочувствующего твоему горю собеседника, — подскакиваю с диванчика.

— Сядь на место, взбалмошная девчонка.

— Я тебе не собака и не ребенок. Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Илона.

— Я могу поспособствовать тому, чтобы тебя вернули в Академию. Так лучше? — салютует мне чашкой с кофе, делая очередной глоток, со звоном приземляя посудину на блюдце.

— Что ты хочешь?

— Совсем немного.

— Денег? У меня их нет.

— Твой папочка не бедствует, — передергивает плечами блондинка. — Но деньги мне не нужны.

— Тогда что?

— Кто. Титов.

— Прости, что?

— Ты меня прекрасно поняла. Любимый балет в обмен на Богдана. Тебе карьера, мне мой мужчина. По-моему, честная сделка. Разве нет?

— Честная сделка?! — охаю я, делая шаг к Илоне. — Ты уничтожила мою жизнь своей выходкой! Нет, это не честная сделка, черт возьми! И Богдан не разменная монета, чтобы менять его на что-то. Боже, ты просто ужасна!

— Я предпочитаю слово — амбициозна.

— Это не амбиции, Илона, — рычу, — это эгоизм! Не я тебя бросила. Он тебя бросил. Неужели ты правда веришь, что после всего случившегося Богдан к тебе вернется? Да брось, не настолько же ты глупа!

— Вернется или нет, это уже мои проблемы. Я девушка изобретательная, а ты плохо знаешь мужчин с разбитым сердцем. Они готовы броситься к первой же, готовой приласкать и утешить. А уж это я делать умею очень и очень хорошо.

— Отвратительно, — морщусь я, машинально отшатываясь. — Это просто отвратительно!

— В твоей оценке не нуждаюсь, малышка. Сейчас мне нужно лишь одно, чтобы ты убрала свою вертлявую задницу с моего пути. Исчезни из нашей с Титовым жизни, и я поговорю с вашей ректорессой о твоем отчислении.

— Нет никакой «вашей» жизни, если ты все еще это не поняла!

— Богдан мой! — подскакивая с места, нависает надо мной стерва, тыча пальцем в мою грудь. — Он был и будет моим. Ты для него просто красивая кукла на «поиграться». Поняла, прима?! Хотя, — трогает губы Илоны мерзкая ухмылка, — какая же ты теперь «прима»? Балета и Академии тебе не видать, принцесса. Ты ни-кто!

Перед глазами кровавая пелена. В ушах шум. Меня накрывает. Я хватаю со столика чашку Илоны с недопитым кофе и, совершенно не беспокоясь о том, что напиток может обжечь, выплескиваю содержимое на ее кремовое платье.

Илона ахает, отскакивая. Коричневое мокрое пятно расплывается по ее груди. Блондинка хватается за салфетки, взвизгивая на ультразвуке:

— Ах ты ж… пигалица тупая!

Я со звоном грохаю чашку обратно на блюдце, бросая сквозь зубы зло:

— Да пошла ты, Илона! И ты, и ректоресса, и твои сволочные друзья! Богдан мой, а ты просчиталась, стерва! — разворачиваюсь, гордо выпрямив спину, чеканю шаг в сторону двери, пропуская мимо ушей брошенное мне вслед: