Другой на моем месте уже когти рвал бы в сторону дома. Я не рвусь. Откидываю голову на подголовник и закрываю глаза, растирая пальцами переносицу. Мазохист.
На столе снова вибрирует телефон. Кто это про меня вспомнил?
Дотягиваюсь до гаджета. Степыч. Провожу пальцем по экрану:
– Слушаю.
– Ну, ты там как? – настороженно звучит голос друга. – Судя по тону, настроение далеко не праздничное.
– Все в норме, Степ.
– Мне угадать, где ты сейчас?
– Даже гадать не надо. В офисе, – отвечаю за него. И так понятно, что он меня знает, как облупленного.
– То есть с Илоной все? Точка?
– Да, Степыч. Это окончательное решение, пересмотру не подлежит.
– Лады. Знаешь, что ни делается, все к лучшему. Будет еще и на твоей улице праздник семейной жизни, – смеется друг.
– Да даже если и не будет. Помру в одиночестве, не окольцованным – не велика потеря, – смеюсь в ответ.
– Так, ладно. Отставить самобичевание. Я так понимаю, ты собираешься встречать новый год в обществе бумаг в своем офисе? Так не пойдет. Давай, сгребай свою унылую задницу и приезжай к нам с Юлей.
– Нет, Степ. Спасибо за приглашение. Но откажусь.
– Не дури.
– Степыч, еще раз спасибо, но нет, – нам только “семейного ужина” сейчас не хватало. – Извини. Да и офисная бумага не такой уж и плохой компаньон, – пытаюсь свести все к шутке.
– Ладно, – озадаченно тянет друг. – Тогда первого приезжай. Или второго. В общем, Титов, мы тебя ждем. Уж в нашем доме ты всегда желанный гость.
Сильно сомневаюсь. И нет, не потому, что Данилов врет. Дело в его дочери. Юлька точно не рада будет меня видеть, после того, как я отправил ее домой, окончательно поставив точку в тот поганый вечер.
Три дня я запрещал себе думать о произошедшем. Степыч же сейчас все разбередил. Закрываю глаза, а вижу Юлю. На коленях передо мной. Ее губы, ее глаза, ее убийственно покорную невинность. Твою мать!
– Я знаю, – запоздало кидаю в трубку. – И благодарен тебе за это. Хорошо вам отметить, – отгоняя видение, в последний момент торможу себя от фразы “Юле привет” и просто прощаюсь с другом, сбрасывая вызов.
В тот вечер мне будто на глаза повязали платок, лишив зрения и раскрутив. Навешали хорошего пинка, отправив, как слепого котенка, искать путь, что мне уготован. Да вот только я заблудился окончательно. Потерялся в трех соснах и не знаю, что с этим дальше делать. Хоть убейте – все.
Тупик…
Снова трезвонит телефон. Отвечаю, не посмотрев на имя звонящего:
– Сказал же, нет смысла уговаривать, – рычу в трубку, думая, что на том проводе Степа.
– На что же тебя уговаривают, что ты так яростно отказываешься, сынок?
Встрепенулся. Отнял телефон от уха, бросая взгляд на экран. Блть!
– Привет, мам.
– Здравствуй, Богдан, – буднично звучит голос родной женщины.
– Как ты? Как здоровье?
– Все нормально. Все, как всегда.
– М-м. Погода как? – спрашиваю, хотя уже ни хрена не понимаю, о чем с ней говорить.
Я люблю свою мать. Той любовью, которую они с отцом своим весьма холодным браком мне привили. Просто каждый ее звонок – локальный ледниковый период. Мама редко звонит и обычно начинаются наши разговоры с сухих и скупых обменов стандартными вопросами о природе-погоде. Заканчиваются же более красноречивыми постановками матери меня перед фактом о принятом решении. Был бы повод. Поэтому жду, в какую сторону “выстрелит” в этот раз.
– Да какая у нас может быть погода? Вполне себе плюс. На росписи, извини, присутствовать не смогу. Мне не на кого оставить Уильяма, – говорит мама.
Вот, собственно, и ответ. Уильям – это ее кот. Зацелованная в жопу наглая рыжая морда. Но это образно, конечно. Хотя морда у него реально наглющая. А задница с пушистым хвостом такая здоровая, что чудо, что этот увалень все еще умудряется дотащить свою многокилограммовую тушку до мисок. Людей он, кстати, на дух не переносит. Шипит и огрызается. Злыдень редкостный. Очевидно, именно поэтому ни одна из маминых подруг не решилась взвалить на себе эту ответственную миссию. Забавно.
– Чего молчишь, Богдан?
– Задумался. Я помню, ты говорила, что он плохо переносит перелет.
– Совершенно верно. Для него это большой стресс.
Иногда мне кажется, что к коту она испытывает больше теплых чувств, чем ко мне. Но соперничать с животным не собираюсь. Флаг ему в ж… в лапы. А вообще интересно, меня бы закусило, если бы свадьба все еще намечалась? То, что усатого жирдяя мать поставила выше меня?
– Я тебя понял.
– Надеюсь, ты не в обиде?
– Что ты, – закатываю глаза. – Разумеется нет, какие обиды, – про разорванную помолвку сообщить матери я не успел, да пока и смысла не вижу. – Это все или ты хотела еще что-то мне сказать?
– Хотела. Хотела сказать, что рада твоему взвешенному решению.
– Это какому, напомни?
– Не прикидывайся дураком, сынок. Я про женитьбу с Илоночкой.
Илоночка…
Ухмыляюсь.
Забавный факт – мать ее просто обожает. Жирдяй Уильям нет.
– У тебя уже серьезный возраст, чтобы ходить в холостяках, – заводит мама любимую тему. – Семья – это тыл, в котором ты должен быть уверен. А Илона – весьма надежный партнер.
– Партнер? Я ей не совместный бизнес предложил открыть, а руку и сердце, – “заедает” меня.