Трое за границей

— Не могли же они все сразу о чем-то задуматься? — отозвался Гаррис. — Притом что за всю дорогу я падал на них раза по три минимум. Понимаешь, — объяснил Гаррис, — они-то знают все повороты, и знают в каком направлении наклоняться. А мне, как чужаку, было, разумеется, не так просто. Меня мотало, бросало по всей площадке, я цеплялся как бешеный то за одного, то за другого… Это, наверно, было на самом деле смешно. Не скажу, что юмор первоклассный, но многих бы рассмешило. А этим немцам, видать, вообще ничего не смешно, они только нервничают, вот и все. Был там один коротышка, стоял спиной к тормозу. Я падал на него пять раз, я считал. Можно было ожидать, что с пятого-то раза он рассмеется, так нет же. Ему, похоже, просто надоело. Скучные люди.

Джордж также попал в Дрездене в приключение. У Старого рынка стоял магазинчик, в окне которого были выставлены подушечки. Вообще магазин торговал стеклом и фарфором, и подушечки, похоже, были выставлены в качестве торгового эксперимента. Подушечки были очень красивые, атласные, ручной вышивки. Мы часто проходили мимо, и каждый раз Джордж останавливался и подушечки изучал. Он сказал, что такая подушечка должна понравиться его тетушке.

В продолжение всей нашей поездки Джордж к своей тетушке был чрезвычайно внимателен. Каждый день он писал ей по большому письму, и из каждого городка, в которых мы останавливались, отправлял почтой какой-нибудь подарок. По-моему, в этом деле Джордж проявлял чрезмерную щепетильность, и я не однажды пытался его образумить. Ведь его тетушка будет встречаться с другими тетушками, будет все им рассказывать, и систему тетушек постигнет хаос и разорение. Имея тетушек также, я не одобряю несбыточного стандарта, который пытается ввести Джордж. Но ему хоть кол на голове теши.

Таким образом вышло так, что в субботу Джордж покинул нас после обеда, сообщив, что собирается зайти в тот магазинчик, приобрести подушечку для своей тетушки. Он сказал что скоро будет, и попросил нас его дождаться.

Ждали мы, как мне показалось, очень немало. Вернулся он с пустыми руками, имея взволнованный вид. Мы спросили, куда он девал подушечку. Он сказал, что подушечки у него нет; что он передумал; что тетушке, как он считает, подушечка не понравится. Что-то явно было не так. Мы попытались докопаться до истины, но разговорить Джорджа не удалось. Когда число заданных ему вопросов перевалило за двадцать, он стал отвечать односложно.

Однако вечером, когда мы остались с ним наедине, он сам начал тему.

— Странные они кое в чем, эти немцы.

— А в чем дело?

— Ну, — отозвался он, — вот эта подушечка, которую я хотел.

— Для твоей тетушки, — кивнул я.

— Ну да, а что? — Джордж вспыхнул в секунду (никогда не видел людей, таких щепетильных в отношении теток). — Мне что, нельзя купить тетке подушку?

— Не волнуйся, — ответил я. — Я не возражаю, нет… Я тебя уважаю за это.

Он взял себя в руки и продолжил:

— Там на витрине было четыре штуки, если ты помнишь. Все как одна, на каждой ценник, где черным по белому — двадцать марок. Я не утверждаю, что говорю по-немецки бегло, но обычно меня без труда понимают, да и я разбираю, что мне говорят, если, разумеется, не лопотать. Захожу в магазин. Подходит девчонка, хорошенькая, существо безобидное, можно почти сказать, скромное… От таких девчонок, в общем, такого совершенно не ожидаешь… Никогда в жизни так не удивлялся.

— Удивлялся чему?

(Джордж всегда полагает, что когда он начинает рассказывать, вы уже знаете, чем он закончит; такой метод рассказывать доводит до исступления.)

— Тому что случилось, — ответил Джордж. — О чем я тебе и рассказываю! В общем, улыбается и спрашивает, что мне надо. Это я понял правильно, ошибки никакой быть не может. Кладу на кассу двадцать марок и говорю: «Будьте добры, подушку». Она вылупилась, как будто я требую пуховый матрац. Может быть, думаю, не расслышала, повторяю громче. Если бы я пощекотал ей шею, она бы так не удивилась, и не разозлилась бы. Говорит, что это, наверно, ошибка. Я не хотел пускаться в разговор, еще точно запутаешься, говорю, никакой ошибки нет. Показываю на деньги и повторяю, в третий раз, что мне нужна подушка, «подушка за двадцать марок».

Выходит другая девчонка, постарше. Первая ей повторяет, что́ я сказал, а сама как не своя. Вторая ей не верит: не похож, мол, я на человека, которому нужна подушка. Переспрашивает меня, сама, чтобы удостовериться: «Говорите, вам нужна подушка?» «Уже три раза сказал, — говорю, — и еще раз скажу: мне нужна подушка!» «Нет, — говорит, — не получите вы подушки».

Тут я разозлился. Если бы мне не нужна была эта подушка, на самом деле, я бы ушел. Но вон они, в окне, подушки, и надо понимать, продаются. Почему же не получу я подушки? «Получу!» — говорю. Это простое предложение. Произнес я его решительно.

Здесь выходит третья девчонка — они трое, я понял, и было все войско. Такая быстроглазая, фривольная девица, эта третья. В другой раз бы она мне понравилась, но сейчас только взбесила — куда их там трое, на одну подушку?