Трое против дебрей

Легко доказать право собственности на корову или лошадь с зарегистрированным клеймом на шкуре, но совершенно невозможно сделать это по отношению к пушным зверям. Ведь их нельзя предварительно заклеймить, с тем чтобы они затем стали законной собственностью того, кто поймает их в капкан и потом натянет шкуры на распялки. Инспектор делал все, что от него зависело, но его шанс поймать браконьера в момент кражи пушного зверя или вторжения в чужие охотничьи земли практически равнялся нулю. А незаконная ловля пушного зверя представляла собой выгодное занятие. Мы неизбежно пришли к сознанию, что на все будущее время только от нас самих зависело обеспечение наших прав в пределах закрепленных за нами охотничьих земель, и что мы должны добиваться выполнения этих прав любыми способами, какие нам укажет господь.

Во всяком случае мы с самого начала предвидели возможные неприятности со стороны соседних индейцев, ибо наши охотничьи земли соседствовали с тремя индейскими резервациями: на западе — Анигамская резервация, на севере — Сода-Крик, на юге — Риск-Крик. Индейцы этих резерваций привыкли уходить далеко от своих пустынных земель в другие части района, где было много пушных зверей. Может быть, их нельзя было и порицать за это. Индейцам принадлежало право расставлять капканы и охотиться где угодно задолго до того, как их загнали в резервации. Охота была их единственным средством существования, и без нее всем им пришлось бы исчезнуть с лица земли.

Индейцы были почти полностью неграмотны. Они дали свои названия долинам, горам и водоемам, но эти названия часто отличались от названий, напечатанных на карте Чилкотина, составленной белыми. Каждая индейская семья имела свои охотничьи земли, и индейцы хорошо знали границы этих земель. Но они далеко не так хорошо были осведомлены о границах охотничьих земель, установленных белыми.

В течение первых шести лет жизни в нашей глуши мы сами с ранней весны превращались в индейцев, если не по цвету кожи, то по образу жизни. Как только исчезал снег, мы на время прощались с хижиной и отправлялись осматривать наши водоемы, считая, что более целесообразно самим охранять свое пушное хозяйство, чем надеяться, что это сделает для нас инспектор. Здесь была вполне уместна пословица: «На бога надейся, а сам не плошай».

Я ехал впереди, ведя за собой вьючную лошадь, которая тащила значительную часть наших пожитков. Лилиан следовала за мной на старой пузатой кляче, такой добродушной и жизнерадостной, что она не протестовала против дополнительной нагрузки в лице Визи, сидевшего на ее крупе.

В конце дня под звуки симфонии диких селезней, которые ворчали друг на друга в камышах, и гусей, перекликавшихся над нашими головами, мы разбивали крохотную палатку на берегу какого-нибудь безымянного озерка, и, пока Лилиан готовила ужин и устраивала ложе из пихтовых веток, я кружил по берегам в поисках недозволенных следов. Иногда, если солнце садилось в золотом сиянии, мы не трудились расставлять палатку, а устраивались на ночлег под ветвями какого-нибудь гостеприимного дерева и засыпали, вдыхая едкий запах смолистых иголок.

Солнце поднялось выше, робин устал петь, и каждая травинка уже давно ожила под теплыми лучами. Мы гуськом вели лошадей через чащу, направляясь на юг. Потом я повернул на запад и затем на север, описывая широкий круг и не отрывая глаз от земли. Мы с Лилиан редко разговаривали друг с другом во время этих поездок по лесу. Беседа была роскошью, которую мы позволяли себе лишь у костра, когда дневной труд был окончен и можно было растянуться у горячих угольков и отдохнуть. Визи тоже привык молчать, сидя на лошади. Дети легко перенимают манеры и привычки взрослых как хорошие, так и плохие. В это утро, чувствуя, что происходит что-то значительное, Визи держал язык за зубами, даже когда выскочил олень и, петляя, умчался в чащу.

Задача обнаружить место пребывания одного, двух, а возможно, и большего количества индейцев на таких обширных лесных просторах может на первый взгляд показаться такой же неразрешимой, как и проблема найти пескаря в океане. Однако наша задача была не такой уж неосуществимой. Чилкотинские индейцы никогда не путешествуют пешком. Куда бы они ни направлялись, они едут на лошадях. А лошади оставляют следы. Вот почему я не отводил глаз от земли. Если долго смотреть не отрываясь, терпение может быть вознаграждено: обнаружатся следы.

Я повернул снова на юг, пошел по звериному следу и вдруг остановился и испустил приглушенный охотничий клич. Я наклонился в седле, не отрывая взгляда от земли. Затем, медленно выпрямившись, я взглянул на Лилиан и кивнул головой.

— Следы коней. Они пересекают звериную трону и, по видимому, идут на юг. Две лошади подкованы, остальные — нет. Я полагаю, что проехало четверо всадников.

Лилиан подъехала ко мне. У Визи вдруг развязался язык.

— Браконьеры? — пропищал он.

— Конечно, это не правительственные чиновники, — сказал я.