Жеребец был сильным и плавал охотно, если знал, что вода глубокая и вернуться на берег нельзя. Он быстро рассекал воду, и его глаза были прикованы к противоположному берегу. Мое лицо почти касалось его гривы, а колени почти упирались в подбородок, икры ног крепко прижимались к лошади. Мне не обходимо было держать равновесие. Если я потеряю равновесие и покачнусь, жеребец тоже может потерять равновесие и может даже перевернуться.
— Визи, теперь нам остается уповать на бога и на лоша дей! — Действительно, больше нам не на что было надеяться.
— А я так и делаю. — В его голосе не чувствовалось страха, а по звуку я понял, что Визи был от меня всего на расстоянии трех или четырех корпусов.
Мы уже были почти на середине озера, но еще далеко от противоположного берега. Жеребец плыл легко и дышал ровно. Я хотел повернуться в седле, чтобы посмотреть, как справляется лошадь Визи, но отбросил это желание. Любое неосторожное движение могло помешать лошади.
— Смотри-ка, у нас появился компаньон! — Голос Визи был совсем близко, и я подумал, что его лошадь, вероятно, обходит мою.
Уголком глаза я увидел появившуюся неподалеку огромную голову, увенчанную рогами — это были пока мягкие бархатистые наросты, но месяца через три, вероятно, они достигнут более пятидесяти дюймов в размахе.
— Ну, и лосище, — буркнул я.
Лось плыл с легкостью и быстротой, присущей животному, которое в воде чувствует себя так же свободно, как и на суше. Он плыл вдвое быстрее моего жеребенка и проплыл мимо нас всего на расстоянии нескольких ярдов. Однако он не обратил на нас никакого внимания. Его глаза тоже были прикованы к приближающемуся берегу. Человек, домашняя лошадь и лось из северных лесов плыли через озеро, спасаясь от общего врага.
Лось успел, вероятно, уйти в лес на километр, когда наши лошади выбрались на берег.
— Ты и сам плыл не хуже лося, — сказал я жеребцу, похлопав его по дрожащей шее и отпустив подпругу. — Ты помог нам выбраться из страшной заварухи, ты — молодчина.
Мы подъехали к бурелому, чтобы отдохнуть, пока наши лошади обсохнут и отдышатся. Внезапно перед нами появилась курочка рябчика, нахохленная и припадающая на крыло. Она двигалась в нескольких ярдах от нас, а затем резко повернула в сторону, сильно припадая на крыло, стараясь убедить нас, что она совершенно не может лететь.
— У нее цыплята, — сказал я.
«Пип, пип» — этот звук слышался у меня почти под ногами, однако я с трудом смог разглядеть цыпленка. «Пип, пип» — Другие цыплята тоже начали звать мать. Она сидела на поваленном дереве, распушив перья. Подняв цыпленка и разглядев его, я решил, что они вывелись только вчера. Затем я снова опустил его на землю и тихо сказал: «Ты появился на свет только вчера, а мир, в который ты пришел, разрушен огнем».
За озером и к северу от нас тысячи акров леса были в огне. Сосны, ели, пихты, осины, ива и ольха превращались в угли. А в них были птенцы рябчиков, голенастые лосята, молодые пятнистые оленята, маленькие медвежата, пушистые ильки, зайчата, неуклюжие иглошерсты, белки и летяги, синие птицы и дрозды, щенки койотов и рысята, и все они также погибали в огне за озером и к северу от нас.
На следующее утро мы видели и слышали огонь с порога нашего дома. Пламя было всего лишь в километре от нас, оно двигалось вниз по восточному берегу озера Мелдрам семимильными шагами. И вдруг оно затормозило. У ручья, в том месте, где он вытекал из озера, огонь остановился. Он уничтожил большую часть нашего леса, но он не смог уничтожить наш дом.
Когда мы поселились на ручье, в это время года из озера вытекала лишь тоненькая струйка воды. Если бы тогда начался пожар, он бы пересек ручей и добрался до нашей избушки. Теперь же все изменилось. Ниже озера на протяжении нескольких миль были плотины, построенные бобрами. Все они крепко держали воду. Огонь, не в силах двигаться к югу, повернул и пошел вдоль запруд, выискивая место, где он смог бы пересечь воду и снова двинуться вперед. Тщетно! Всюду была вода, а за пруды ни один пожар не мог пересечь.
Потом начались дожди. В середине июня небо затянулось тучами, и на леса обрушились потоки дождя. Снова почва на питалась дождем и стала такой же, насыщенной влагой, как и весной, сразу после таяния снегов. Огонь перестал распростра няться и в конце концов совсем погас. Так был спасен наш дом.
Глава XXV
Звон топоров, визг пил — и над всем этим ритмичные удары молотка, забивавшего гвозди. У берега озера сложены штабеля леса, бочонки гвоздей и костылей, рулоны толя и пачки вкусно пахнущей дранки из пихты — все это дополняло запахи и звуки строительства нового дома.
Крики «Подымай! Подавай! Поворачивай!» смешивались со звоном инструмента. Бревно за бревном поднималось с земли, вкатывалось по наклонным жердям и ложилось на место. Солнце всходило и садилось, и за день укладывалось четыре или пять венцов бревен или настилались полы. Так постепенно обретал форму и вид дом там, где всего лишь неделю назад были за росли ивы.