Январь почти прошел, когда, наконец, подул чинук. Этот теплый ветер с Тихого океана прогнал массы полярного возду ха, так долго мучившие тайгу. В течение тридцати часов дул с океана теплый ветер, и под его дыханием снег становился влажным, но глубина его не уменьшалась. Затем так же внезапно ветер стих, на небе появились звезды, и снег стал замерзать.
— К утру снег выдержит койота весом десять килограм мов, — заметил я с беспокойством, — а через день он выдержит взрослого волка.
Я мог бы добавить, что под копытами лося или оленя снег провалится, но это было излишне: Лилиан знала сама.
В тот вечер, выйдя к проруби за водой, я внезапно замер, прислушиваясь. То, что я услышал, слабо доносилось с востока. Это был мрачный и жуткий плач. Он не был похож на заклина ния или причитания, это была отчаянная, леденящая душу песнь. волка, сидящего на снегу и воющего на луну. Я покачал головой: смерть снова начала гулять по земле.
Не наш ли это Волк? Этого я не знал, но имел твердое наме рение выяснить это возможно скорее. Вой раздавался ниже по ручью, вблизи нашей охотничьей избушки. Когда я наполнил ведра водой, я уже знал, что нам надо делать, и, вернувшись в дом, поделился своими планами с Лилиан и Визи.
— Где-то у избушки на ручье бродит Волк, — сказал я. — Думаю, что нам надо собраться и перебраться туда на несколь ко дней, чтобы посмотреть, в чем дело. — Увидев, что Лилиан удивленно подняла брови, я пояснил: — К утру на снегу прольет ся кровь. Оленя или лося — не знаю, но прольется. Впрочем, — я пожал плечами, — нет большой разницы, где мы будем: там или здесь.
— Когда мы тронемся? — спросила Лилиан нахмурившись.
— Послезавтра. Утром я проложу дорогу.
Я знал, что, если я сначала не проложу дорогу незапряжен ными лошадьми, добраться до избушки с гружеными санями будет невозможно.
— У меня будет мало времени на сборы, — пожаловалась она.
— Согласен, но, если мы не переберемся туда тотчас же, этот мерзавец может покинуть наши края. Время, вода и волки никогда не ждут человека.
— Мне надо напечь хлеба, пирогов и приготовить еще мно го другой еды, — ворчала Лилиан, — ну их к черту, этих волков. Почему они не ведут себя как следует?
— Они ведут себя именно так, как следует, — вмешался Визи. — Они делают то, что заложено в них природой.
Визи был реалистом. В четырнадцать лет он мог добывать зверя капканом так же умело, как мужчины, занимавшиеся этим всю жизнь. Правда, в жилах Визи было немного индей ской крови, и иногда это сказывалось. В случае необходимости он мог среди ночи выбраться из чащи леса, не видя ни единого следа или звезд. Для Визи капканы были способом зарабатывать на жизнь, а ружье — средством добывать пищу. И то и другое он считал такой же обычной работой — все равно что принести воду или нарубить дров. Это была обычная работа, которую надо было делать и чем скорее, тем лучше.
Он был не по годам взрослым. В его годы другие дети про должали читать комиксы, а Визи читал Карла Маркса. Вместо того чтобы заниматься детективными рассказами, он читал «Тео рию экономического развития» Льюиса.
К пятнадцати годам Визи убил трех волков и получил от правительства премию сорок долларов за их головы. Если он наводил ружье на койота, того можно было считать мертвым, как только Визи нажимал курок. Тем не менее он не получал никакого удовольствия, убивая животных. Он был еще совсем мальчиком, когда жизнь в тайге научила его считать, что каждая ондатра, убитая филином, или бобер, убитый койотом, являются убытком для нас. При этом он знал, что все хищники рождены для определенной цели, и, убивая других животных, они просто следуют тому, что заложено в них природой.
Охотничья избушка была всего в пяти-шести милях от дома. Дорога к ней вела вниз по ручью, и, если лед на запрудах был достаточно прочным, мы шли по льду.
Шесть миль! Я мог дойти туда на снегоступах по хорошему снегу за полтора часа, но, чтобы добраться туда с гружеными санями, мне потребовалось целых три дня. Я выехал из дома на рассвете верхом и гнал впереди себя лошадей в упряжи, но не запряженных в сани. Они просто прокладывали путь. Перед ние ноги лошадей были забинтованы холстом так же основа тельно, как капканы, которыми мы отлавливали бобров. Без повязок они поранили бы ноги о снежную корку и в миле от дома погибли бы от потери крови.
Наш путь был болезненно медленным. По дороге нам всюду попадались следы койотов, а в одной миле от дома я наткнулся на след одинокого оленя. С наветренной стороны глубокой борозды, которую он оставлял за собой, виднелись следы трех или четырех койотов, преследовавших его. Я подумал: «Они догонят беднягу раньше, чем он пройдет одну милю. Теперь от него осталось, наверное, всего лишь пятно крови на снегу, несколько клочков шерсти да, может быть, немного внутренностей, и все. У оленя не было никаких шансов на спасение».