Трое против дебрей

У меня обледенели ресницы, снег летел мне в лицо, и я не заметил оврага, занесенного снегом. Не заметили его и лошади, которые обычно, даже не видя, чутьем угадывают опасность.

Кони провалились сквозь снег в овраг, упали на животы, а за тем перевернулись на бока, как бы говоря: «С нас довольно».

— Придется распрягать, — проборомотал я, содрогаясь при мысли о том, что надо будет вылезать из саней и забираться в снег.

— Постараюсь вытащить лошадей и оглобли, а затем при помощи цепи вытяну сани.

Я начал выбрасывать одеяла и другие пожитки.

— Цепь, где же, черт возьми, цепь? — нетерпеливо спраши вал я.

— Здесь. — Лилиан всегда знала, где находятся предметы первой необходимости.

— Умница, — улыбнулся я.

Я взял цепь, спустился к дышлу саней и вытащил болт из оглобель. Затем осторожно пробрался вдоль дышла и снял хомут. Стоя около лошадей по пояс в снегу, я закричал: «Пошли, пошли!» Лошади поднялись, рванулись вперед и, не чувствуя тяжести гру за, выбрались из оврага. Остановив их, я прикрепил цепь к дышлу. И снова закричал: «Пошли, пошли!» — подкрепив на этот раз свои слова ударом кнута. Полозья заскрипели. Лилиан и Визи изо всех сил ухватились за края саней. Лошади, тяжело дыша, храпели и тянули изо всех своих сил. И наконец этот овраг был позади. А сколько их еще было впереди, никто не мог знать.

Мы добрались до середины равнины, когда кони внезапно остановились. «Пошли, пошли!» — безрезультатно кричал я. Лошади окончательно выбились из сил. Они отдали нам всю свою энергию, но этого было недостаточно. Я бессмысленно посмотрел на Лилиан. Она ответила мне растерянным взглядом.

— Что делать?

— Верхом, — мрачно сказал я. — Я считаю, что нам при дется бросить здесь упряжку и сани и попытаться доехать до Риск-Крика на неоседланных лошадях.

Это звучало отнюдь не утешительно, но другого выхода у нас не было.

Внезапно Лилиан встала в санях. Она так напряженно смот рела на юг, что у нее выступили слезы на глазах.

— Дым, — воскликнула она, — мне кажется, я чувствую запах дыма.

Я стоял одной ногой на оглобле, другой — в санях.

— Дым? — выпалил я. — В этих прериях, здесь? Ты не в своем уме!

— Я в своем уме, — отпарировала она. — Это дым. Разве ты не чуешь?

Теперь и я почувствовал запах дыма. И все же я не мог поверить собственным ощущениям. Дым на Равнине Озерных Островов?

— Где-то горит костер… — Лилиан замолчала и напряженно всматривалась в даль. — Я вижу его. Это костер. Там индейцы.

Я тоже стал всматриваться в даль. Протерев глаза, чтобы убедиться, что это мне не мерещится, я сказал, почти не веря са мому себе: «Это индейцы!»

Я встряхнул вожжами и щелкнул кнутом.

— Пошли отсюда, клячи! Бодрее шаг! Тащите сани! Мы не одни!

И как бы поняв мои слова, лошади выбрались из снега, под няли головы и дюйм за дюймом потащили сани вперед.

Это были индейцы. Там был Джонни Красный Камень и его толстенькая смешливая подруга Лизи. Там был старый Азак. Он покосился на нас своими слепнущими глазами и сказал: «Белый люди ходи». Там был Джонни Орлиное Озеро, названный по имени озера, у которого он родился. И с ними четыре полуодетых малыша, которым, казалось, был нипочем северный ветер и мо роз, пробирающий нас до костей, несмотря на нашу теплую одежду. Все индейцы были из резервации Риск-Крик, и они шумно объявили нам, что Джонни Красный Камень убил лося, и что все они сегодня понесут мясо домой. Джонни Красный Камень часто заходил к нам в избушку отведать мяса или попить чаю и рассказать о своих злоключениях. К этому склонны все индейцы, когда им попадается терпеливый слушатель.

Теперь туша лося была разрублена топором на четыре части, и вся группа окружила костер, поджаривая огромные куски лосиной грудинки на вертелах, воткнутых в снег.

В такую погоду, какая стояла в последний месяц, ни один белый человек не стал бы охотиться на зверя. Он предпочел бы сидеть на одних бобах, лишь бы не выходить из хижины. Кроме того, белые обычно запасают с осени мясо на всю зиму. Иное дело — индейцы. Они привыкли жить настоящим моментом и не думать о будущем. Их мужчины — прирожденные охотники. Они могут застрелить лося или оленя в такую погоду, когда белый будет бродить по лесу несколько суток и вернется без добычи. Если индеец нападет на свежий след, то он будет преследовать свою добычу, пока не настигнет и не застрелит ее.

— Лучше твоя из сани вылезай и кушай! — с таким привет ствием обратился к нам Джонни Красный Камень. Затем, расхо хотавшись, он спросил: — Какой черт, твоя белый люди ходи в такой нехороший погода?

У костра было тепло, и у меня потекли слюнки от запаха жареной лосиной грудинки.

— Я сумасшедший, Джонни! — засмеялся я в ответ. — Ког да моя сумасшедший нет, моя в хижина сиди, моя женщина, моя парень тоже в хижине сиди, пока весна ходи. Лучше люди, как медведь, живи: зимой в нора сиди, когда снег таять, из нора вылезай.

Я взял охотничий нож Джонни, вырезал большие куски мяса из спины лося и надел их на вертел.