Трое на прогулке

Наконец нашелся разумный человек. Пренебрегая опасностью, он подполз к крану и завернул его. А затем из-за деревьев к месту происшествия стали стекаться люди, их было сорок, по числу деревьев; одни вымокли больше, другие меньше, но у каждого было что сказать.

Я уже начал подумывать, как нам удобнее будет доставить в отель останки Гарриса — на носилках или просто в бельевой корзине. Нужно отдать должное Джорджу — его проворство на этот раз спасло Гаррису жизнь. Джордж не вымок, и поэтому мог бегать быстро; он поспел раньше толпы. Гаррис хотел было все объяснить, но Джордж пресек эти поползновения.

— Садись, — сказал Джордж, вручая ему велосипед, — и гони. Они не знают, что мы с тобой, и будь спокоен, мы тебя не выдадим. Мы поедем следом и будем тебя прикрывать. Если станут стрелять, езжай зигзагами.

Я хочу, чтобы в этой книге были одни голые факты, описанные без прикрас, и поэтому, поведав вам историю, приключившуюся с Гаррисом, я старался изложить все как было, безо всяких преувеличений. Гаррис считает, что я дал волю своей фантазии, однако признает, что два или три человека были «слегка обрызганы». Я предложил ему встать под струю воды, направленную из шланга с расстояния двадцати пяти ярдов, и затем сказать, будет ли он считать себя «слегка обрызганным» или подыщет другое, более точное выражение, но он отказался от такого эксперимента. Опять же, он утверждает, что в аварию попало никак не больше полудюжины людей, и число сорок кажется ему странным. Я предложил ему вернуться в Ганновер и навести точные справки о пострадавших, но и это предложение он отклонил. Из сего можно смело заключить, что мое описание происшествия, о котором некоторые ганноверцы с содроганием вспоминают и по сей день, является правдивым и беспристрастным.

В тот же вечер мы выехали из Ганновера и вскоре были в Берлине, где поужинали и отправились гулять. Берлин разочаровывает: в центре от людей некуда деваться, окраины же пустынны; единственная достопримечательность — улица Утер-ден-Линден — представляет собой смесь Оксфорд-стрит с Елисейскими Полями и не производит никакого впечатления: для ее длины она слишком широка; берлинские театры изысканны и очаровательны, актерской игре там уделяется большее внимание, чем декорациям и костюмам; репертуар их часто меняется; пьесы, пользующиеся успехом, идут, конечно, не один раз, но и не каждый день, так что в одном театре на протяжении целой недели каждый вечер дают новую пьесу; опера не заслуживает внимания; есть два мюзик-холла, но спектакли их не отличаются особым вкусом, а зачастую просто вульгарны, зрительные залы слишком велики, а потому и неуютны. В берлинских ресторанах и кафе самое оживленное время — с полуночи до трех утра, хотя большинство завсегдатаев засиживаются до семи. Или берлинец сумел разрешить самую злободневную проблему нашего времени — как обойтись без сна, или он стремится приблизить час, когда настанет вечное блаженство.

Лично я не знаю другого города, где позднее время было бы столь же модно, за исключением Санкт-Петербурга. Но петербуржцы не встают рано утром. В Санкт-Петербурге представления в мюзик-холлах, которые принято посещать после театра (от театра до мюзик-холла с полчаса езды в легких санях), начинаются не раньше двенадцати. В четыре утра через Неву буквально не проехать, не пройти; а самые популярные среди путешественников поезда отходят в пять утра. Эти поезда спасают русского от необходимости вставать рано. Он желает своим друзьям «спокойной ночи» и после ужина со спокойной совестью едет на вокзал, не доставляя домашним излишних хлопот.

Потсдам, берлинский Версаль, — красивый городок, расположенный среди лесов и озер. Здесь, на тенистых Дорожках большого тихого парка Сан-Суси, легко можно себе представить, как тощий высокомерный Фридрих «прогуливался» со строптивым Вольтером.

Я уговорил Джорджа с Гаррисом не задерживаться в Берлине, а двинуться в Дрезден. Половину, а то и больше из того, что может предложить Берлин, вы увидите и в других местах, поэтому мы решили ограничиться экскурсией по городу. Портье порекомендовал нам извозчика, который, как он нас заверил, быстренько покажет нам все достопримечательности. Сам по себе извозчик, заехавший за нами в девять, был сущим кладом. Это был умный, сообразительный, хорошо знающий город человек; его немецкий мы легко понимали, он немного знал по-английски, что нам также помогало. Извозчик был выше всяких похвал, но его лошадь оказалась самой бессердечной скотиной, на которой мне только приходилось ездить.

Она невзлюбила нас с первого взгляда. Она повернула голову в мою сторону, окинула холодным презрительным взглядом, а затем переглянулась с другой лошадью, своей приятельницей, стоявшей поблизости. Я понимал ее чувства. Все у нее было написано на морде, она ничего не пыталась скрыть. Она сказала:

— Что за чучела наезжают к нам летом?