Трое из навигацкой школы

— Слушай… Ты не вороти рожу-то! — талдычил в дымину пьяный Бергер и толкал шляхтича в бок: — Я — человек государственный. Выпили — надо поговорить… Машка моя и улыбаться умела. Не веришь? Приду, бывало, в стойло, а она губой мягкой эдак…

— Спать пора, — сказал вдруг шляхтич и встал, но Бергер поймал его за руку и прохрипел злобно:

— Нет уж, сиди! Сам, сукин сын, на бессонницу жалуешься, а сейчас вдруг спать? У меня бессонницы не бывает. Давай со стариком поговорим… Интересный, я тебе скажу, старик! Убийца. Старик, иди ближе! Да ты рожу-то не вороти! Ну-ка, старик, расскажи нам, за что ты на каторгу попал?

— Не надо, барин, — неожиданно испуганным и умоляющим голосом попросил хозяин. — Я уже все вам рассказал.

Бергер довольный рассмеялся.

— А ты еще расскажи. Вот господин не слышал, а тоже любопытство имеет.

— Не имею, — выдавил из себя шляхтич и уронил голову в медный, залитый брагой поднос. — Отвяжись от него, сатана!

— Да ты послушай… — голос Бергера прозвучал неожиданно проникновенно, и даже легкая грусть проскользнула в его интонации, — он ведь человека ножом в спину пырнул. Нож по самую рукоятку… Понял? Ты бы смог человека зарезать? Нет? А вот он смог. И знаешь, из-за чего он на смертоубийство пошел? Из-за бабы! — Бергер опять повернулся к старику. — Ты головой-то не верти. Ты мне в глаза смотри! Мы тебя сейчас судить будем!

Саша вскочил с лавки и вне себя от ненависти прошипел в лицо Бергеру:

— Если вы не оставите старика в покое и не ляжете спать…

— Ты что, совсем ошалел? — перебил его Бергер. — Перепился, что ли? У нас суд идет…

— Прекратите этот спектакль, или я никуда не поеду, — продолжал Саша, тряся кулаками от злости. — Господин Лесток…

— Тише ты! — при одном упоминании этого имени Бергер ссутулился, тело его подобралось, а глаза словно сдвинулись к переносью: — Тихо! Спать так спать.

Встали они рано, солнце только взошло над холмами. Бергер был мрачен, но как всегда разговорчив.

— Ты только взгляни, кого подсунул мне этот старый плут, — вопил он, стараясь как можно скорее загладить неловкость, возникшую после ночной сцены. — Не сразу и разберешь, какой эта кобыла масти. Видно, была гнедой… Бабки распухшие, как у ревматика. Кр-р-асавица! — И, видя безучастность Белова к своему негодованию, спросил сочувственно: — Да ты в лошадях-то понимаешь толк?

Саша только хмыкнул в ответ и тронул поводья. Лошади, осторожно ступая, прошли по шаткому мосту, с усилием поднялись в гору и, не обращая внимания на ярые понукания всадников, ленивой трусцой направились к синевшему на горизонте лесу.

«Чего он передо мной лебезит? — думал Саша. — Боится, что Лестоку на него донесу? Пока еще нечего доносить… И о чем он мне вчера толковал? Про какие письма? Мол, мы французу паспорт, а он нам — письма. А ты — помогай… В чем помогать? Надо бы его сегодня разговорить…»

— Где вы так хорошо выучились говорить по-русски? — спросил Саша, чтобы начать как-то разговор.

— В России, — с готовностью отозвался Бергер. — Мой отец приехал из Курляндии при Петре I и стал главным конюхом царских конюшен.

— А! Так вот почему вы назначали свидания…

— Какие свидания?

— Вы сами рассказывали давеча про белокурую Марию.

— Помилуйте… Это лошадка моя! В амурных делах я пас.

Саша вполне искренне посмеялся вместе с Бергером, а потом спросил, словно между прочим:

— А вы знакомы с тем господином, к которому мы сейчас направляемся?

— С французом, что ли? С де Брильи? Нет, не знаком. Ты познакомишь. Черт с ним, с французом. Не о нем сейчас речь. Мою Машку плут-конюх продал барышнику. Я ему, конечно, устроил обструкцию, всю рожу синяками разрисовал. После Машки у меня был Буян, англичанин. Великолепный экземпляр! Он бы эту дорогу за два дня покрыл!

— А ездили по этой дороге раньше?

— Ездил, но не на Буяне, конечно. Такие путешествия нужно совершать только на казенных. Своего коня загнать можно. Все в жизни лучше иметь казенное: квартиру, форму, пить лучше с казенными людьми и баб лучше иметь казенных…

«Поговори… — думал Саша, — я тебя с этой лошадиной тематики столкну. Ты у меня разговоришься, казенная душа…»

26

Стук копыт по лесной дороге первой услыхала Устинья Тихоновна и толкнула спящего мужа локтем:

— Принимай, Калистрат Иванович, еще татары скачут. Видно, кончится скоро наша мука, съедут гости.

Сторож торопливо оделся, запалил свечу и пошел отпирать дверь. Бергера он узнал сразу и зашептал:

— Вас ожидают и очень изволят то скучать, то гневаться.

— Прими лошадей. Да не перепои их с дороги. Они чуть живые, — сразу начал распоряжаться Бергер. — Мы сами устали, как собаки. Вина дай да поесть что-нибудь принеси. Камин растопи, парит, как в бане. Пока не буди никого, понял? Дай в себя придем. — И повернулся к Белову: — Садись, отдыхай.

Камин наконец запылал. Устинья Тихоновна собрала на стол, украсив тарелки с различной снедью штофами водки, настоянной на зверобое, мяте и чесноке.