Трое из Кайнар-булака

Он пожал плечами. Единственное, на что он был способен в данной ситуации.

— Понятно, — ответила она сама на свой вопрос, — солдат партии!?

— Ну.

— А вам, скажем, не хочется остаться в Ташкенте?

— Не знаю, — ответил он неопределенно, подумав: «Пусть не воображает, что я при первом же намеке готов распластаться у ее ног».

— Мудрые люди советуют и в кривом переулке говорить прямую правду, — посоветовала она снисходительно: мол, изречения своего народа надо бы помнить, Ильхом-ака.

— Поработать в ЦК, повариться в настоящем партийном котле… не об этом ли мечтает каждый слушатель ВПШ? Но сие, к сожалению, от меня не зависит.

— Схитрим? — предложила она, заглянув в глаза и рассмеявшись.

— Исключено, я ведь солдат.

— Хитрость безобидная, ею сплошь и рядом в Москве пользуются.

— Но сначала послушаем, в чем ее суть, — сказал Ильхом.

— Пожалуйста. К ней прибегают, если хотят получить прописку.

— Ого! Оказывается, и Моссовет можно надуть?!

— И делается это просто, — продолжила она. — Двое вступают в фиктивный брак, а когда тот, у кого не было, получает прописку, расходятся. Правда, тут нужно одно обязательное условие.

— Какое?

— Надо, чтобы эти люди были хорошими знакомыми.

— А соседи… Они не станут возражать?

— Какой вы наивный, Ильхом-ака, — воскликнула она, — кому какое до этого дело?!

— В кишлаке вырос.

— Ой, я и забыла, что вы дехканин.

— Может, вы и правы, — нарочито кисло произнес Ильхом, — только у меня таких знакомых в Ташкенте нет.

— Рассчитывайте на меня, я добрая. Если нужно помочь хорошему человеку, всегда «джаным билан» — со всей душой!

— Почему вы решили, что я — хороший?

— Плохого в ВПШ не пошлют.

— Логично, хотя бывают и исключения.

— Надеюсь, вы не из того числа?

— Ну, да. Я обдумаю ваше предложение, в нем есть рациональное зерно, как говорили философы.

Теперь, прогуляв с ней почти три часа по ночной Москве, Ильхом без дураков мог признаться себе, что она ему нравится. Ему с ней легко и приятно. Он хотел было сказать ей, что готов на брак взаправдашний, но постеснялся. Сказал только три дня спустя, при очередной встрече.

— У нас свой дом, — сказала она — если пожелаете, любая из многочисленных комнат будет вашей. Родителям моим это будет приятно. Сейчас они одни, вернутся домой — пустота, не с кем даже словом перекинуться. А с вами…

— Если откровенно, Лола, — сказал он, — в ваш дом я бы хотел войти равноправным членом семьи.

— Как это понять, Ильхом-ака? — спросила она и так прижалась к нему, что вопрос был до смешного неуместным.

— Видите ли, по натуре я немного эгоист, — ответил он, — и решил использовать вашу доброту в своих корыстных целях. Нужно ли вступать в брак фиктивный, когда можно в настоящий? И горсовет не нужно обманывать, совесть чистой останется.

— А мне эгоисты не нравятся, я сама из их числа. Имейте это в виду.

— Все мы — человеки, и ничто человеческое нам не чуждо. Хоть наши характеры, судя по первому обмену мнениями, заряжены отрицательно и по законам физики обязаны удирать друг от друга в разные стороны, один из нас все же заряжен самой природой знаком плюс, значит, сумеем найти общий язык. Принимается?

— Эгоизм, между прочим, — заметила она, — проявляется больше всего в нетерпеливости.

— Скажите «да», и я стану терпеливее осла.

— Так неожиданно, Ильхом-ака! Я подумаю.

— Долго ждать?

— В добром деле спешка вредна, — напомнила она другую пословицу.

Разговор, однажды коснувшись личного, теперь уже не мог уйти от него далеко. Хоть и пыталась Лола не однажды повернуть его, заводя речь то о новом кинофильме в кинотеатре «Россия», то о премьере театра на Таганке, то о выставке в Манеже, он в конце концов, порой незаметно для них обоих, сводился к той тропке, по которой решили идти вместе. Златых гор Ильхом не обещал, решив, что в его возрасте это было бы смешно, но совместную жизнь пытался ей нарисовать в розовых тонах, хвалил своих деда Мишу и бабу Ксению. Лола в этом отношении, — он должен был признать, — оказалась куда сдержаннее и практичнее его, заглядывала далеко вперед и нередко своими суждениями заводила Ильхома в тупик.

— В ЦК вас вечно держать не будут, — сказал она как-то, — как решат, что вы уже сварились, пошлют в какую-нибудь дыру. И вы со всей душой, потому, что солдат, верно?

— Допустим.

— А я что там буду делать? Занимать должность жены? Тогда какого рожна я шесть лет училась?

— Зачем снимать калоши, не видя воды, — ответил Ильхом. — Мы же не знаем, что нас ждет завтра. Если бы знали, не интересно было бы жить.

— Философия, — небрежно бросила она, чуточку отодвинувшись от него. Может, Ильхому только показалось, может, он просто перестал ощущать ее тепло? Ведь это просто объяснить — она, кажется, разочаровывается в нем. — Чувствуется, что у вас по этому предмету пятерка. Но люди все-таки строят свои планы, близкие и далекие, стараются их, как принято писать, претворить в жизнь.

— Разве я отказываюсь от этого? — произнес он, решив пока воздерживаться от возражений. Так, чего доброго, придешь к совершенно противоположному решению. А ему, признаться, надоело быть бобылем. Да и Лола нравится.

— Да.