Трое из Кайнар-булака

Никаких наградных листов Ильхом не стал заполнять. А вместо них написал докладную записку на имя первого секретаря райкома. В ней он поделился своими соображениями о том, что происходит на селе, предложил обсудить нравственные аспекты этой работы на пленуме или же на собрании актива. Таиров ознакомился с докладной запиской и наложил резолюцию в левом верхнем углу, с которой заведующий общим отделом потом познакомил Ильхома. Там было написано: «Зав. общим отделом! Передайте этому умнику, что райком не имеет права оспаривать решения ЦК, он обязан неукоснительно их выполнять. Если эта очевидная истина до сих пор не дошла до сознания т. Сиддыкова, то мне остается удивиться тому, как это коммунисты совхоза осмелились вручить такому человеку судьбу своей партийной организации». И подпись.

Но инцидент, однако, этим не был исчерпан. Через несколько дней после получения записки Таиров сам приехал в совхоз, заранее, через директора, предупредив Ильхома, чтобы он никуда не отлучался. А потом в кабинете Ильхома произошел следующий обмен «любезностями» между гостем и хозяином, с глазу на глаз.

— По-моему, вы, молодой человек, меня не очень хорошо знаете, — сказал Таиров, меряя кабинет от окна к двери. С издевкой, которую не скрывал.

И этот тон возмутил Ильхома, разбудил в нем спящего джинна. Он решил дать бой «тирану районного масштаба», а там будь что будет!

— Если вы первый секретарь райкома партии Джурабай Таирович Таиров, — спокойно ответил он, — то я вас немного знаю.

— Да, он самый Таиров!

— Очень приятно. А я секретарь парткома совхоза «Акташ» Сиддыков.

— Слушайте, вы… — Таиров повысил голос. — Я не привык к тому, чтобы мои указания не выполнялись. Это первое. А второе… вы еще цыпленок, чтобы учить меня! Поняли?

— Не совсем, — все так же спокойно ответил Ильхом, зная, что это еще больше разозлит Таирова. Но игра уже была начата и отступать не имело смысла. — Не я виноват, что приходится подсказывать.

— Гм. А кто же тогда?

— Акселерация.

— Оно и видно, — усмехнулся Таиров. — Вы инженер, а не партийный руководитель. Короче, я требую, чтобы наградные документы на Шамсиева сегодня же лежали на моем столе.

— Свое мнение я написал вам, — сказал Ильхом, — и менять его не собираюсь.

— Да-а?! — Таиров остановился на полпути, у стола. — Я, грешным делом, подумал, что записка — плод молодости и неопытности, а теперь чувствую, что это ваше твердое убеждение. Слабо вы разбираетесь в политике на селе.

— Откуда цыплятам знать то, что известно закаленным петухам, — произнес Ильхом.

— Ну, погоди, мальчишка, — снова повысил голос Таиров, — я тебе покажу, кто такой Таиров, всю жизнь помнить будешь! Потомкам своим накажешь, чтобы они помнили меня. — Он хлопнул дверью и выскочил на улицу, как разъяренный тигр…

Это было ранней весной. Месяца через полтора, когда объявили очередной набор в высшую партийную школу, Ильхом узнал, что он рекомендован туда райкомом партии. Таким образом Таиров тогда избавился от него.

…В кабинет вошла секретарша приемной, Оксана. Она была примерно одного возраста с женой Ильхома Лолой, но, если быть до конца честным, гораздо красивее ее.

— Чаю не хотите, Ильхом-ака? — спросила она тихо.

— С удовольствием, — ответил он, обернувшись. — А «афганец» тут у вас ядреный, а?

— Это, наверно, в честь вашего приезда, — с улыбкой ответила она, забирая со стола чайник и пиалы, — очистительный ветер.

— Вы думаете?

— Все на это надеются, Ильхом-ака.

— Я для вас еще кот в мешке, — сказал Ильхом.

— Но это, согласитесь, лучше, чем тигр на воле. — Она вышла.

Да, тигр… Пока работал в обкоме партии, Ильхом старался не приезжать в Чулиабад, чтобы не встречаться с Таировым. Если уж сильно нужно было, он ехал прямо в хозяйство и, быстренько сделав дела, уезжал. А сегодня не мог избежать встречи. Таиров уже был далеко не тот.

— Ну что ж, правдолюбец, наверно, наступает пора либералов. Посмотрим, что из этого выйдет.

Эти слова услышал Мурадов. Он тут же среагировал и ответил прежде, чем это успел сделать сам Ильхом:

— Жаль, Джурабай Таирович, что вы не заметили, как жизнь прошла мимо вас. Или не хотели замечать.

— Горбатого могила исправит, Нуритдин-ака, — ответил Таиров…

Ильхом подумал о том, что люди не прощают руководителю равнодушия, обмана даже в малом, грубости, заносчивости и так далее. «Что ж, — сказал он сам себе мысленно, — живи, брат, скромно и открыто, говори людям правду, какой бы горькой она ни была. Не обещай того, что не в твоих силах, не храни в сердце зла. Не будь чопорным, оставайся самим собой».

— Ну и ветер, черт бы его побрал, — сказал второй секретарь Разыков, войдя в кабинет. — Душно, дышать нечем, а окна открыть нельзя. Положеньице! Однако и работать надо, Ильхом Пулатович. Если не возражаете, я проеду по совхозам, нужно посмотреть, что в них «афганец» натворил.

— Пожалуйста, — ответил Ильхом.

— Да, — будто бы вспомнив, произнес Разыков, — жить вы пока будете в районной гостинице, я дал команду, и для вас там приготовили более или менее сносный номер. Ну, а как надумаете перевезти семью, подумаем и насчет квартиры.