Их поселили в длинном, одноэтажном доме в центральной части города, неподалеку от дворца и громадного, обнесенного каменной стеной сада.
Столица стояла там, где большая река впадала в залив. На воде гордо покачивались те самые удивительные корабли, а множество мелких лодок и лодченочек сновало туда сюда, перевозя товары, ловя рыбу и катая горожан.
Множество домов, и сам дворец, стояли на границе воды и суши, и были приподняты над землей на сваях.
Они были точно такими же, как усадьба наместника деревни: между деревянных балок закреплены плетеные стены. Только нарядные крыши, с длинными резными деталями по углам, отличались от сельских. К некоторым крышам были подвешены колокольчики, мелодично звенящие от налетающего с моря ветерка.
В столице, оказывается, был не один Правитель, а целых шесть. Шесть жрецов. Это были такие же уважаемые люди, как и толстяк с веером. То есть при каждом был толмач, но уже не с бумажным, а с шелковым зонтиком.
Кроме них в столице обреталась целая армия жрецов-чиновников. Они занимались делом, без которого страна бы неминуемого погибла. Плодили горы бумаг и издавали указы, как правильно расти траве, пастись перевертышам и светить солнцу. И были страшно загружены работой.
Просто так попасть к Шести было нельзя даже посольству далекого Города.
Сначала их должен был принять жрец-чиновник с желтым веером, в синей шапочке.
Затем жрец-чиновник с синим веером, в розовой шапочке.
Затем жрец-чиновник с розовым веером, в зеленой шапочке.
Затем жрец-чиновник с зеленым веером, в лиловой шапочке.
И только после этого жрец-чиновник с лиловым веером в красной шапочке назначал день, когда посольство встретится с Шестью.
Данюшки совсем не собирались сидеть и покорно ждать, пока все эти разноцветные шапочки и веера соизволят допустить делегацию к Шестерым.
Особенно после того, как вместе с делегацией побывали на приеме. Один раз. У жреца-чиновника с желтым веером, в синей шапочке.
С утра пораньше, только солнце встало, за акватиканцами пришли воины и отвели в канцелярию первого жреца-чиновника, который должен был их принять.
Делегация чинно расселась по лавкам вдоль стен, окружающих внутренний дворик канцелярии.
В центре дворика был небольшой пруд, в котором лениво плавали разноцветные рыбки “кои”, желтые, синие, сиреневые, красные. А на его краю росло деревце, увешанное зелеными плодами.
Миновал час, миновал другой. Ничего не происходило.
В дворике появлялись люди с веерами и тоже занимали лавочки. Но для них двери изредка открывались. Оставляя свои мечи на специальных деревянных подставочках, они исчезали в недрах канцелярии. (Люди с зонтиками кинжалы оставляли при себе).
Про акватиканцев все словно позабыли.
Единственным, скрасившим ожидание, было следующее событие:
Из-за двери вынырнуло два толстяка, на веере одного были нарисованы птички, у другого бабочки.
– Нихиль пробат, кви нимиум пробат! – низко поклонившись владельцу бабочек, провозгласил обладатель птичек.
За спиной его тощий перевел:
– А, нукася, подойди-ка сюда! За твои хулу на моих людишек, я те рыло начищу!
(“Ничего не доказывает тот, кто доказывает слишком много!” – шепнул Учитель Лабео.)
– Ниль воленти диффициле эст! – поклонился в ответ владелец бабочек.
– Однакося, сопли подотри! – сообщил в рупор его толмач.
(“Ничего нет трудного, если есть желание!” – так же шепотом перевел Учитель Лабео.)
Толстяки положили свои веера и сняли с подставок мечи. Высвободив их из ножен, вышли на середину дворика.
Зрители начали гудеть на одной ноте.
Подняв мечи, противники замерли друг напротив друга.
Наверное, на полчаса…
Затем обладатель птичек нанес широкий режущий удар. Владелец бабочек ловко увернулся.
Они опять замерли.
Еще на полчаса.
Затем владелец бабочек, в свою очередь, сделал шаг, одновременно опуская воздетый меч. Его противник легко ушел с линии удара.
И опять минут десять толстяки стояли, упершись взглядами в пол.
Поклонились друг другу, и пошли к лавочкам, где оставили веера и ножны.
Какой-то зритель негромко сказал:
– Нон ликвет!
(“Не ясно!” – опять шепнул Учитель Лабео.)
Один из толстяков, видимо, обиделся на эти слова. Потому что он побагровел, резко развернулся и, подойдя к деревцу, сорвал один из плодов. Затем сунул его в рот своему тощему толмачу так, что тот и охнуть не успел.
Толмач отчаянно замычал и попытался прикрыться зонтиком.
Толстый вышиб у него зонтик из рук и сильным тычком отправил толмача на середину дворика.
Тощий толмач побледнел и стал заметно ниже, – ноги его подогнулись.
Багровый от гнева толстяк завязал себе глаза платочком и под тихий гул зрителей взмахнул мечом.
Меч резко свистнул и отсек половинку плода. Нос тощего остался на месте, к немалому разочарованию окружающих.
Остаток дня до захода солнца акватиканцы просидели там же. И ничего интересного не произошло.
Содержательно проведя день у дверей жреца, данюшки решили сами разузнать, где же живут птеригоплихты.
– Так можно и сто лет просидеть! – подвел итог Полосатик. – Надо что-то делать.
– Давайте ихний город осмотрим! – сказал Затычка. – Для начала…