Трое из двух (СИ)

— Ладно, беги. И передавай привет Августе.

— Постараюсь, только… Хорошо, передам.

Виктор добрался, наконец, до лаборатории, в которой тускло светилась настольная лампа.

— Добрый день.

Хозяин комнаты даже не обернулся:

— Привет. Положи на стол.

— Хотя бы послушай.

— Что? Положи на стол, говорю. И сопроводиловку.

— Ничего нет, только это, — помахал мешочком с порошком.

— И куда потом?

— Просто проверь. Потом к чему-нибудь прицепим. Хотя бы приблизительно, что это?

— А всё остальное отложить?

— Со стариком я договорюсь.

— Шутишь?

— Роб, мне это подкинули в багажник. И тут же меня задержали. Неплохо, а?

— Витька! Витька! Витька!

Громила орал на всю комнату, а также на весь отдел… и этаж… интересно, на парковке его слышно?

— Витька! Твоя мамочка звонит!

Виктор мысленно выругался под нос. Проходя мимо Громилы, внимательно посмотрел на него. Лицо того вытянулось. Больше он уже не издал даже мышиного писка.

"Я уже умею смотреть?" — мелькнуло в голове.

В жизни его было множество прозвищ. В лицее называли Виноградной Улиткой, потому что был ленивый и обычно таскал с собой большой рюкзак. А почему Виноградная? Это загадка, потому что пил ту же гадость, что и все. В институте сначала звался Кочерыжкой, но, если спросить, то поклялся бы на квашеной капусте, что не знает почему. В детские годы называли его по-разному. Иногда даже не знал, что это говорят о нём, когда называли какое-то прозвище. Но вот здесь, уже два месяца одно и то же… "Витька! Витька! Витька!" Возненавидел собственное имя! Надеялся только, что зверские взгляды возымеют действие на местных шутников. А если не взгляды, то кулаки у него сейчас тоже развились.

Он-то собирался работать там, где… собирался. Но… но… на новеньких возлагали, кроме прямых обязанностей, именно эти специфические функции. Заняты были "позитивной" повинностью из их отдела трое. Трое на три смены — чудесно, разве нет?

Громила когда-то тоже исполнял работу "жмурятника", что не мешало ему вышучивать Виктора. Прежде вышучивать! Сейчас он был сама вежливость:

— Возьми трубку, тебе звонит мама.

Раньше этот паршивец орал: "Мамочка на связи!" — и противно скалил зубы. Сейчас вдруг притих и смотрел зайчиком.

— Ну, так переключи её на меня, — сказал Виктор устало, а потом безо всякого удовольствия смачно выругал его. Громила плюнул и ушёл в себя.

— Витюша, это ты?

— Да, я, слушаю, — ответил он, искренне надеясь, что его измученный голос скажет беззвучно, как в романах: "Оставь меня в покое, я занят выше головы. И вообще: я на грани!"

— Витюша, опять я попала на какого-то странного типа.

— Мама, ты набрала не мой номер.

— Твой!

— Вчера я пять раз говорил тебе, что у меня новый номер, а старый отдали другому человеку. Запиши, прошу!

— Что записать?

— Мой номер…

— Я же его знаю.

— Он поменялся. Он у другого человека, ты же слышала. Запиши!

— Что?!

— Мой номер!!! Мой НОМЕР!!!

— Хорошо, хорошо… не кричи… А почему это ты на меня кричишь?!

— Я устал, — хмуро сказал он. — Если тебе это не нравится…

— Ну, что ты нервничаешь, я уже записала. Значит, теперь у тебя два номера?

— Да, — он вдруг усмехнулся. — Да, мой номер и соседки снизу. Той, пухленькой цыпочки.

Она не видела его лица, но вдруг сменила тон и тему разговора:

— Я звоню… сейчас вспомню… ты сбил меня всей этой ерундой…

— Что ты хотела? — спросил он ещё более весело.

— Я купила грибы, а теперь не знаю, что приготовить к твоему приезду: суп или солянку?

"О-о-о!" — взвыло что-то в глубине его естества.

— Родная моя, — процедил он со жгучей нежностью в голосе. — Я на работе. Занят. Вернусь домой в девять. К тебе приеду в десять. Если хочешь, приготовь мне хлеб с маслом и чай с сахаром.

— Я забыла купить хлеб, а масло тоже, — жалобно сказала она.

— Хоть из соседки! Убей эту выдру и смажь её жиром мой хлеб.

— Витя, что с тобой, почему ты хамишь?

— Мама, я должен повеситься на проводе, потому что ты не знаешь, что приготовить?

— О-о-о… тогда я приготовлю солянку.

— Хоть солонину из!.. Прости…

— Да, но с солянкой столько возни…

Виктор положил трубку на стол. Откинулся на жёсткую спинку стула и огляделся, ища Громилу. Но увидел только его спину. Потом часы над выходом: почти три.

Скоро начнётся! Один из "жмурятников" заболел, поэтому сутки разделили на оставшихся двоих. Его смена была дневной: с восьми до двадцати. Очень неважное время для "жмурятников". Нет-нет, большую часть дня валял дурака, перекладывал бумаги с левого края стола на правый, а потом — обратно, пока другие занимались его непосредственными делами. А вот утром в восемь и с четырёх дня до шести — это было что-то. Народ ехал на работу. А потом валил с работы. Самый смак для вурдалака, такие шикарные случаи никто не видел даже в кино и в реалити-шоу!