Трое

– Привет, малыш, – его губы касаются моей лопатки, он несильно толкается в меня напряжённым членом, как делает это всегда. Обычно после этого следует продолжение: Мирон переворачивает меня на живот или сажает сверху, и мы занимаемся сексом. Но ведь это утро другое.

Я перехватываю его руку, спускающуюся по животу, и поворачиваюсь. Ищу в его лице признаки изменений, которые я, ослеплённая своей любовью, упускала, но не нахожу. Мирон по-прежнему самый красивый мужчина на земле, и его глаза смотрят на меня так же, как смотрели всё это время: с теплотой и с желанием. Это обескураживает.

– Как ты, малыш? – его взгляд становится серьёзным, медленно скользит по лицу, словно ощупывает мысли.

Я не могу сходу оформить в слова всё, что чувствую в этот момент, поэтому отвожу глаза:

– Я хочу уехать отсюда. Прямо сейчас.

Мирон отводит упавшие мне на лоб волосы и, обхватив мой подбородок, заставляет на себя посмотреть.

– Может, сначала поговорим?

Я мотаю головой, потому что любая мысль о разговоре меркнет в сравнении с желанием покинуть дом Руслана. Я не представляю, как смогу встретиться с ним глазами после случившегося, не то что пить чай на его кухне.

– Нет. Я хочу уехать.

С секундной заминкой Мирон кивает и, быстро коснувшись губами моего лба, встаёт с кровати. Я смотрю, как напрягаются мышцы под загорелой кожей, когда он наклоняется, чтобы подобрать с пола одежду, смотрю на мускулистые ягодицы и твёрдые икры, когда он идёт в душ, и в груди растекается тоскливый холод. Для меня Мирон самый близкий человек на свете, тот, кому я привыкла верить во всём и в чьих чувствах никогда не сомневалась. Я люблю каждый сантиметр его кожи, его запах, звучание голоса, и сейчас от мысли, что всё это время он мне не принадлежал или же по какой-то причине перестал принадлежать, становится одиноко. Страшно в один прекрасный день осознать, что тебя окружает ложь.

В течение минуты или двух я слушаю, как за дверью душевой льётся вода, и пытаюсь понять, что мне делать дальше. Так ни к чему и не придя, заставляю себя встать и начать одеваться. Разбросанная по полу одежда оживляет сцены минувшей ночи. Мирон прижимает меня к стене. Толкает на кровать. «Пусть он посмотрит». Я жмурюсь, словно это поможет избавиться от непрошеных картин, и одновременно с этим ощущаю вспышку жара в животе. Моё тело продолжает жить вдалеке от отрезвевшего сознания. Наспех заправляю кровать, не прекращая прислушиваться к каждому звуку в доме. Больше всего меня страшит услышать скрип открывающейся двери по соседству, я то и дело оглядываюсь.

– Ты пойдёшь в душ, малыш? – Мирон появляется в спальне с влажными волосами, в повязанном на бёдрах полотенце.

И я вновь не нахожу в его облике ни малейшего признака, что между нами что-то изменилось. Но тогда… почему? Почему он так запросто позволил другому мужчине ко мне прикасаться? За год наших отношений Мирон не проявил себя необузданным ревнивцем, но и равнодушным его назвать никак нельзя. Как-то раз в клубе он едва не затеял драку, когда один из его знакомых стал откровенно меня клеить, а когда одногруппник неделю названивал мне под разными предлогами, Мирон отвёл его в сторону после занятий, после чего звонки прекратились.

– Я только умоюсь, – бормочу я и, обойдя его, закрываюсь в ванной.

Холодная вода немного приводит меня в чувство, жужжание мыслей стихает. Главное, поскорее уехать отсюда, а об остальном я подумаю позже.

Когда я выхожу в спальню, Мирон сидит на кровати, глядя в телефон, рядом с ним стоят две собранные сумки. Я вдруг понимаю, что боялась того, что в комнате его не окажется, что он захочет выйти, чтобы обсудить вчерашнее с Русланом, а потому бесшумно выдыхаю. Может быть, он всё ещё на моей стороне.

– Поехали? – Мирон подхватывает сумки и, толкнув дверь ногой, пропускает меня вперёд. Ведёт себя вежливо, как и обычно. Я снова теряюсь.

В доме по-прежнему царит тишина, которую я отчаянно не хочу нарушать, поэтому к лестнице иду на цыпочках. Замираю, ощущая острый укол в левой половине груди, когда слышу грохот открывающихся шкафов на кухне. Руслан всё-таки встал.

Ладонь Мирона ложится мне на плечо и уверенно сжимает.

– Малыш, иди в машину. Я сам попрощаюсь.

Я киваю и, поборов желание перепрыгивать через ступени, быстро спускаюсь вниз. Перед тем как входная дверь захлопывается, слышу, как Мирон приветствует Руслана, и, не оглядываясь, семеню к машине. Закрывшись в салоне, вжимаюсь в нагретое солнцем сиденье и впиваюсь глазами в скол на лобовом стекле. Может быть, в эту минуту они обсуждают наш совместный секс. Однако всего парой мгновений спустя водительская дверь распахивается, и Мирон опускается на соседнее кресло. Молча заводит двигатель и разворачивает автомобиль к воротам. Только когда с протяжным скрежетом они за нами закрываются, я снова могу дышать.