— Не спасете! — насмешливо замечает Иван.
— Увидишь! — и жертвует конем в центре.
Иван принимает жертву и вдруг увлекается игрой.
Следует новая жертва и… вечный шах!
Капитан смотрит на партнера и смеется от всей души.
Иван проверяет положение на доске. Он тоже смеется.
Капитан встает. Строгий, торжественный.
— Слушай, брат, — говорит он. — Я всегда любил проверку… Настоящую проверку человеческой стоимости, Дойчинов!
— Иногда это дорого обходится, товарищ капитан!
— Тем лучше!
Он молча выходит. Иван остается, склоненный над шахматной доской.
7
Как можно стрелять и попадать в цель, когда дрожат руки…
Осенний дождь моросит незаметно, монотонно. Нет ни гор, ни облаков, ни неба. Все растворилось в отчаянно одинаковой серости. Покоренная, примирившаяся природа готова принять даже безотрадное господство сумрака.
По грязной тропе, ведущей к полигону, растянулась цепочка солдат. Они здесь неожиданны. Их уверенная походка, шум песни и громкий говор не вяжутся с настроением природы!
Сегодня проводятся последние стрельбы перед увольнением старого набора. И поэтому нет напряжения и сосредоточенности. На лицах у всех можно прочесть уверенность: «Мы знаем свое дело! Нам не впервой! Нашли гавриков!»
Командиры рот чувствуют настроение солдат, и это их тревожит. Наметанный глаз подмечает за внешней уверенностью расхлябанность. Перед началом стрельбы — залп эффектных слов. Командир второй роты, темпераментный южанин, требует только отличных показателей. Он пробегает перед фронтом своей роты, что-то говорит, машет руками, подскакивает, будто без всех этих движений нельзя привести в действие большую ротную машину. Командир первой роты произносит почти целую речь и заканчивает ее лозунгом:
«Ни одной пули мимо цели!»
Капитан, как всегда, краток.
— Стреляете в последний раз!
Он медленно обходит роту, словно ищет кого-то, вглядывается в каждое лицо. Это не просто обход командира. Глаза капитана говорят:
«Ребята, каждый должен хорошо закончить свою службу!»
Перед Иваном он задерживается немного дольше. Солдат смущенно улыбается. «Будьте спокойны, товарищ капитан!» А капитан смотрит на его дрожащие пальцы. Может, лучше отправить его к врачу?
Первый взвод занимает позицию на линии огня. Стрельба из положения лежа. Горнист дает сигнал. Наблюдатели скрываются за мишенями. Отрывистые, громкие выстрелы разбивают сентиментальную осеннюю тишину. Солдаты залегают тройками, стреляют, — наблюдатели засчитывают очки.
Остальные отдыхают. Многие расположились на влажных камнях, подле защитной насыпи. Мите организовал игру — под гром выстрелов раздаются хлопки.
Капитан на одном краю, Сашо — на другом. Срок его наказания истек вчера. Он вернулся в роту подавленным, недовольным. Повздорил с несколькими товарищами и затеял с Младеном длинный разговор, который продолжается и сейчас на полигоне.
— Миллион раз я решал, что женитьба — глупость! Ерунда! Мы еще телята, потому и попадаемся на удочку. Вот, посмотришь, те, которые будут жить после нас, плевать будут на брак и прочие поповские глупости! Мы по существу узаконили поповщину!
Стоящий подле Сашо сержант Стоил слушает его, разинув рот. Младен же видимо не слышит. Но Сашо это безразлично.
— Женщина сама не знает, чего хочет. Смотришь, муж, как муж — здоровый, статный, красивый — так нет еще непременно надо изменять. Со мной, с ним, с кем угодно. Почему, спрашивается? Люблю, скажет. Почему любишь? «Муж меня не понимает»!.. ее поймет! Вечно недовольные, вечно непонятные. Вот они какие! Бабы! Вот деды наши жили, это да. Семьи у них были настоящие. Потому, что он был бог! А она — рабыня! Были разводы лет пятьдесят — сто назад? Черта с два!
Сашо ищет взглядом Ивана.
— Да что говорить! Вот профессор, золотой человек, а что баба ему выкинула? Да разве только ему? Эх, был бы я на его месте…
— И что бы сделал? — с холодным снисхождением спрашивает его Младен.
— Да я бы ей, бабе этой, такую любовь задал, век бы помнила!
— Это зачем же?
— А так. Показал бы я ей любовь. Я не такой, как ты. Женщина должна понять, что она ничтожество.
Младен пожимает плечами.
Чепуху мелет Сашо, так… воздух сотрясает. Спросить бы его, скольким он наставил рога! И как счастливы многие оттого, что он уехал на два года отбывать службу. Сказал бы ему Младен пару слов, но предпочитает помолчать. Зачем спорить без толку?
Сашо продолжает:
— Я никогда не женюсь! Хоть режь меня, не женюсь. Найду такую, чтобы мне родила. Заплачу ей, заберу ребенка и точка.
Он вскакивает с места, считая разговор оконченным, но сделав всего лишь несколько шагов, спрашивает себя:
— Почему он все-таки ее любит? И вообще, что такое любовь?
Сашо припоминает нескольких женщин. Жил с ними. Были встречи, удовольствия, наслаждение и в конце концов… облегчение оттого, что они ушли!
«Никогда я из-за них не страдал! Чем быстрее уходят, тем лучше!»
Его озлобление переходит в угрозы. Он не может найти себе места.