Я пытался считать в ее реакции признаки излишней нервозности или гнева, но Альденг слишком хороша в искусстве притворства. Сложно было однозначно понять поступающие от нее сигналы.
— Правильно, правильно. — одобрил наши действия Расет. — Не для таких как ты это место, куртизаночка.
Альденг снова не придала оскорблению никакого значения. Выдержка у нее, конечно, мое почтение. Впрочем, если она реально выросла в беднейших районах Канртега, то удивляться нечему.
Итого Альденг осталась под присмотром венатора, а остальной отряд, вооружившись фонарями, шагнул в гробовую тишину прошлого. Лучи света прогнали тьму от стен из блестящего черного камня, которые то тут, то там были украшены этакими плитами-гравюрами из разных материалов. Также попадались разноцветные мозаики, собранные из мельчайших деталей разной формы. Некоторые ячейки пустовали. Наверное, в них были драгоценные камни, которым «благодарные потомки» нашли применение получше. Но мрачные величие древнего зала всё равно завораживало даже мой многое видевший глаз. Высота потолков была метров пятнадцать. С них свисали какие-то декоративные элементы, напоминающие якоря, оплетенные телами людей и чудовищ.
— В начале зала первые из филактерий. — объявил хранитель. — Самые старые, малые и простые по убранству.
Старик указал на десяток небольших ниш, в которых стояли пузатые глиняные урны, а под каждой имелась клинописная надпись на медной табличке.
«Против Сахета Кулама за нарушение обещаний. Мы — Азцох, Миратил, Аваркан».
— Сами филактерии находятся внутри урн. — пояснил служитель. — И они…
— Мусор. Пустые черепки. — усмехнулся Расет. — Идемте дальше. Дальше. Здесь все слишком старое. Первые наброски. Не отработано, не закреплено.
— Пойдемте дальше, раз вам так надо. — обратился к нему старик. — Но проявите уважение, чародей.
— Уважение? Лучше. Я проявляю понимание. Я слышу как мы приближаемся к ним. Доверху заполненные сосуды силы. Идемте.
И мы пошли. Ну как мы? Гинд, Расет, старик-хранитель и чародей из отряда Меликса. Я там присутствовал незримо. Прошли еще несколько десятков простеньких ниш, а затем зал изменился. Он разделился на несколько галерей, однако постоянно пересекающихся между собой. Вместо обычных ниш с табличками теперь были или шикарные постаменты, окруженные статуями, или тоже ниши, но оформленные в сотни раз богаче и ярче. Пузатые урны сменились огромными каменными вазами, золотыми или серебряными ларцами. Могу понять как так вышло. Первые пузатые глиняные урны — результаты самых древних взаимопроклятий. Затем наступает золотой век Канртега. Возводятся знаменитые храмы-зиккураты. Под одним из них создается этот зал и в него заодно переносят сохранившиеся с древних времён урны, уже однако потерявшие магическую силу. Ритуал тогда не был отработан. Жрецы Канртега ещё не успели достаточно глубоко погрузиться в тайны темных искусств.
«Против Гисцара Калтара за его ложь, за глупое тщеславие и вероломное нежелание обсуждать передачу камней Аркины и земель острова Гердабан в общее достояние. Мы — Рамларгар Нэш, Мирза Убур, Кортигар Корр, Арнак Азцох. 6 день Аста, 29 год после Изъятия».
Внешний футляр филактерии представлял собой серебряный цилиндр, покрытый сложным рисунком символов, а вокруг стояли изваяния сирен и каких-то рогатых богов.
— Вот они! Началось. — обрадовался Расет. — Вы чуете их? Вы слышите их?
«Я, действительно, могу ощутить здесь присутствие мощной стихийной силы». — передал мне Гинд. — «И ни с чем подобным я раньше не сталкивался».
Мое сверхъестественное восприятие тоже ощутило некое необычное колыхание мрака вокруг футляра с филактерией.
— Двадцать девятый год после Изъятия! — воскликнул Расет. — Одна из первых или даже первая. Остров Гердабан давно на дне моря, а камни Аркины сгинули после поражения Канртега. Но обида за них все еще хранится здесь.
«Что значит „после Изъятия“?»— спросил я у Гинда.
«Канртегская датировка событий шла с их переселения на остров. Кажется, они покинули свой дом на континенте, изъяв реликвии главного храма и…»
«Лучше уточни у Расета».
Гинд так и сделал, получив развернутый, запутанный, но интересный ответ.
— Изъятие! — усмехнулся старик, глаза которого блеснули смесью азарта и безумия. — Самая большая ложь Канртега. Краеугольный камень. Первая плита в основании города. Поверх нее уложили всех мертвецов. Я расскажу вам тайны, но сначала идемте дальше. В глубь. Запомните. Это первая настоящая филактерия. Потому что после Изъятия. Изымали силу. Замешивали кровь. Идемте. Тишина ждет наших шагов. Я укажу вам какая филактерия мне нужна и поговорим.
Отряд проследовал дальше вдоль центральной галереи, но при этом заглянул и в соседние.
— Тридцать первый год от Изъятия. — бубнил Расет. — Тридцать второй, тридцать четвертый. Кучно идут, голубки мои. Первый крупный скандал. Острова около основного. Кто-то ковырял рубины прямо с оболочки филактерии. Умер поди? Умер. После него, небось, перестали воровать и решили тут всё запереть. Нищие потомки за спиной котомки.