Триумвират

Не торопясь, ещё раз оглядываю комнату. Спартанская простота, ничего лишнего. Электрическая лампочка в простеньком абажуре под чисто выбеленным потолком, на полках какие-то мешочки, жестяная коробка с чаем, горка посуды, накрытая рушником. Возле входа на половичке стоят сапоги и две пары домашних чуней, обрезанных из ношеных валенок. Над ними – вешалка, на которой висит какая-то одёжка и старая солдатская шинель. Снимаю свою, вешаю рядом, сверху на полку приспосабливаю папаху. Тепло, умиротворяюще и совсем по-домашнему пахнет пряными сушеными травками.

Частые шаги в коридоре отвлекают от разглядывания, на пороге появляется давешний тинейджер. Невысокого росточка, худющий, как швабра, тёмные волосы, чуть оттопыренные уши, глаза – пока не разглядел какие, темновато здесь.

– Ну, давай знакомиться, меня зовут Денис Анатольевич. А ты, как я понимаю, – Матвей?

– Ага… Ух ты!.. Так вы дядь Сёминым командиром были? – Парнишка прилипает глазами к моему «иконостасу», на лице читается уважение пополам с восторгом. – Он про вас рассказывал! Про тое, как вы с ним германца воевали!

– Ну, раз ты про меня все знаешь, тогда расскажи о себе.

– А чё там рассказывать?.. Сами мы из-под Ковны. Батя шорником был, упряжь, хомуты да всякую кожаную утварь мастерил. – Матвей становится серьёзным, даже вроде как повзрослел парень на глазах. – Как германец наступать начал, решили мы уйтить подалей. Скарб на телегу погрузили да и двинулись с остальными. У мамки моей тута, под Москвой, брательник жил, дядька мой, к нему и собрались. В дороге телега сломалась, мы покуда колесо чинили, одни остались, все вперед ушли. Хорошо, солдаты мимо проходили, подсобили малость… А ближей к ночи из лесу другие солдаты вышли. Стали спрашивать, кто мы да откуда, да не шпиёны ли мы германские. А потом ихний старшой сказал, што обыск учинить надо. Они всё с телеги поскидывали и дербанить начали. Батя смекнул, што разбойники эта, с ножиком на главного ихнего кинулся, да его сзаду штыком закололи… И мамку тож, штоб не кричала… – парень на мгновение замолкает, судорожно стиснув челюсти, потом продолжает прежним монотонно-ровным тоном, будто отвечает выученный урок, и только во взгляде проскакивают старательно маскируемые огоньки боли. – Я кинулся ее защитить, а меня – прикладом по башке, да так, што дух вон…

– Извини, Матвей, что душу разбередил. Если не хочешь, не рассказывай.

– Я уже привыкши – столько разов рассказывал… Подобрали меня другие беженцы, с ними и пошел до Минска. А потом где к обозу пристану, где на ешелоне, штоб никто не видел, а так – всё пешком. Добрался до Москвы, пошел по деревням выспрашивать про дядьку сваво. Тока не нашёл. А тут осень началася, дожди, холода. Спасибочки ихнему благородию ротмистру Воронцову, он тута над охраной главный. Разрешил перезимовать, к работе приставил – котлы и печки смотреть, харчевать дал в столовой. А еще говорят, што жандармы – плохие!.. А потом я с дядькой Семёном познакомился. У его-то одной руки нету, так я ему помогал маленько. А он и взял меня к себе жить. Сказал, коль зовешь меня дядькой, так и буду им тебе замест настоящего. А ты племяшом будешь, коль захочешь. Ну я и согласился. Дядь Сёма-то мужик крепкий, да не всё в доме с одной рукой сделаешь. Вот так теперича и живём с ним… Ой! Про самовар-то позабыл! Я щас, быстро!..

Матюша снова убегает на кухню, а я остаюсь переваривать услышанное. В коридоре снова слышны шаги, на этот раз, кажется, того, кто мне нужен. Открывается дверь, и на пороге появляется Семён. Поднимаюсь с табуретки, делаю несколько шагов вперед и, повинуясь какому-то внутреннему толчку, стискиваю в объятиях своего бывшего подчиненного.

– Ну, здорово, земляк-сибиряк!

– И тебе поздорову, командир! – тот уже улыбается, оправившись от неожиданности. – К прохвесору в гости приехал, небось?

– Угадал. И к тебе решил заглянуть, посмотреть как ты здесь.

– Да вот, обходчиком служу. Пока зима – через день на лыжи, и вокруг, по лесу. То ротмистр Воронцов мне службу придумал. Ты, говорит, Семён, лесовик-охотник, вот и пробегись, мол, посмотри, как там да что. Нет ли каких следов чужих аль людишек посторонних.

– Ну, мне Петр Всеславович еще рассказал, как ты местную охрану стрелять учил.

Семён вешает тулуп на вешалку, скидывает валенки и остается в телогрейке, солдатских шароварах и чунях, обутых на носки домашней вязки.