Триумфатор

– Да ты не ссы, я позвоню еще, как вы поедете, – несолидно заторопился вор. – Давай на всякий случай, кому еще можно позвонить. Мобила где?

– У Жоры. Давайте, я лучше продиктую…

– Не, уже некогда. – Вор кивнул водиле: – Свет погаси… Жора подъедет, я гляну. Кому там?

– Виталий и Витя – без разницы. Оба железно не подведут. Как раз все последние звонки – с ними. А это… эмм…

– Ну?!

– А вдруг Жора не подъедет?

– Да куда он денется! Ну – щас не подъедет, может, чуть попозже…

– А вон они, – водила, послушно погасивший свет в салоне, кивнул на зеркало заднего вида. – Летят, как в попу ужаленные, – чуют, что проворовались.

– Точно они? – усомнился вор, подслеповато щурясь в зеркало на приближающийся сзади свет фар.

– Да их «газелюха», – уверенно заключил водила. – Больше некому.

– Ну вот, а ты боялся, – Прохор не к месту хмыкнул и полез наружу. – Держись мужиком – все будет ништяк…

Грузинский кортеж встал метрах в десяти спереди, на нашей обочине. Из первой и последней машин высадились шестеро хлопцев и быстренько изобразили на дороге некое подобие оцепления. Спустя пару секунд из второй машины вышли двое и неспешно направились к нам.

Багровая полоска на западе была тонкой, как нить, закатный полумрак обещал в ближайшие минуты стать полноценной непроглядной теменью, да и стекло мешало, и я не мог как следует рассмотреть лица своих палачей.

Зачем мне их лица? Да нет, я понимаю, что все это глупости… Но в тот момент я почему-то отчаянно надеялся, что это будут благородные грузинские «князья» старой школы – сдержанные и рассудительные. Тогда можно было бы рассчитывать, что они с мудрой скорбью посмотрят мне в глаза, скажут: «Мальчик, ты совершил глупость – и теперь умрешь», – и до самого кладбища ко мне больше никто не прикоснется.

Ой как хотелось мне этого! Я в душе молил: «Господи, ты же у нас с грузинами один, общий, так сделай же последнее одолжение тупому оперу, не дай вкусить адской боли заживо…»

Потому что если это вовсе не «князья», а такие же подонки, как Зураб, они прямо с ходу начнут рвать меня на части.

И будет этот процесс долгим и мучительным…

Вор встретил грузин в паре метров от бампера – видимо, следуя какому-то неведомому мне протоколу, пожал обоим руки и хрипловато скомандовал:

– Выводи!

Правый крепыш открыл дверцу, вышел и, ухватив меня за руку, поволок наружу. Левый пихал сзади: я вдруг, неожиданно даже для себя, уперся, растопырился и не желал покидать такой уютный и безопасный салон.

Мама, роди меня обратно – не хотелось мне наружу и все тут!

– Ну, че ты дуркуешь? – натужно шипел правый, пытаясь выволочь меня из салона. – Вылазь, нах, а то питзить бум!

– Да давай же, вылезай, мля! – нервно подбадривал левый, пихая меня в спину. – Ну держись же ты мужиком, не позорься, мля…

В этот момент «Газель» добралась до нас и встала на правой обочине, вровень с воровским «мерсом».

Прохору такое нарушение субординации не понравилось – мгновенно выпадая из протокола, он раздраженно прикрикнул:

– Ну, и че ты вылез?! А ну, бегом сдал назад!

А мне вдруг в голову стукнуло: там же Жора! Надо спросить, мой телефон у него или оставил в усадьбе? Если оставил, плохи мои дела – пока вернутся, пройдет время, и время это сейчас работает против меня. Если телефон у него с собой, шансов побольше – как отъедем, даст Прохору, он позвонит – укуренный Собакин (обдолбанный, бухой, короче – не в себе, судя по последнему разговору с вором), может, придет в себя и примет правильное решение. Или «близнецам» позвонит…

С этой мыслью я слегка расслабился и дал выволочь себя наружу.

Вопреки распоряжению вора, «Газель» осталась на месте, а экипаж ее стремительно спешился: спереди и сзади возникли фигуры в знакомых спортивных костюмах, водительская дверь распахнулась, выпустила наружу товарища в Жориной ветровке, который зачем-то пятился задом и не спешил к нам поворачиваться, и вновь захлопнулась.

Стекло дверного окна медленно поехало вниз.

Почему «товарища»? Да потому что он стал приземистее и в два раза здоровее с того момента, как я его в последний раз видел!

– Жора – мой телефон у тебя?!

Товарищ в Жориной ветровке шагнул вправо и повернулся к нам лицом – в руках у него был автомат.

Стекло дверного окна встало в нижнем положении… и наружу высунулся пламегаситель пулемета.

Вот же еппер ты мой поппер… У меня что, бред?!

Это же Разуваев!!!

– Падай, – тихо скомандовал Разуваев, мгновенно выводя ствол автомата в горизонт и припадая на колено.

– Че за еп… – Крепыши разом отпустили меня и полезли за пазухи.

– Падай! – рявкнул Разуваев, направляя ствол на левого крепыша и вскидывая левую руку вверх.

Понял!

Я рухнул, где стоял, и уткнулся носом в землю.

– Та-та-та-та-та!!!

Пулемет радостно выдал длиннющую сочную очередь – казалось, ей конца не будет. Когда он все же стих, пространство вокруг меня наполнилось специфическими запахами, звуками и движениями.