Триумф Венеры. Знак семи звезд

— Я даже пристава звать не стал, — пока поднимались по лестнице, говорил хозяин. — Сразу к вам, в сыскное. И вы уж сделайте милость, без шуму. Для моей репутации ничего хуже быть не может. Он уже определил в Иване Дмитриевиче старшего и, не переставая говорить, ловко вложил ему в руку пятирублевую бумажку, принятую спокойно, без благодарности и каких бы то ни было заверений или обещаний.

Остановились возле номера в дальнем конце коридора. Хозяин вставил в скважину ключ, но Иван Дмитриевич удержал его:

— Посмотреть успеем. Сперва я хотел бы вас послушать.

— Что ж, спрашивайте.

— Лучше сами расскажите по порядку.

— Не знаю, с чего и начать.

— Начните с конца, — предложил Иван Дмитриевич.

— Шутить изволите?

— Вовсе нет. Как вы обнаружили, что Куколев мертв?

— Горничная увидела.

— Когда?

— Утром. Ровно в девять.

— Что, сразу на часы поглядели?

— Нет, здесь вот какая штука. Яков-то Семенович у меня ведь не первый раз ночует.

— Не первый?

— И не второй, и не третий. И всегда, это у него накрепко заведено, с утра подается ему в номер яичко всмятку. Ровно к девяти, минута в минуту. Пить-то он пил, а опохмеляться — ни-ни. С утра ему яичко. Да еще не абы как сваренное. У меня и повар знает, что требуется, Яков Семенович его сам научил. Положить в холодную воду, на огонь, а как вода закипит, два раза прочесть «Отче наш» и сразу вынимать. Ни раньше, ни, упаси Бог, позже. Тогда аккурат что ему надо. Не то скорлупу вскроет, наморщится и скажет: «Частишь, негодяй? Аминь глотаешь?» Значит, кондиция не та, жидковато. Или наоборот…

— А покороче если? — спросил Иван Дмитриевич.

— Слушаюсь… Ну, сварили сегодня, положили на поднос, ложечку, рюмочку, салфеткой прикрыли. Он это яичко без соли съедал. Горничная понесла в номер. Ей тоже известно, чтобы к девяти часам, как из пушки. Часы пробили, она уже под дверями. Стучит, никто не открывает. Раньше-то никогда такого не было, чтобы в девять часов он спал. Она за мной, я — сюда. Дверь открыл своим ключом и… Дальше чего рассказывать! Сами увидите.

— Доктор был? — спросил Иван Дмитриевич.

— Так от вас уже приезжал, из сыскного. Мертв, говорит.

— Вайнгер ездил, — вставил Гайпель.

— Ага, — кивнул хозяин. — Его с постели подняли, пошел завтракать.

— Когда Яков Семенович заказал номер? Вчера?

— Позавчера. В субботу.

— А приехал вчера вечером?

— Да, часу в одиннадцатом.

— Один был?

— Одному-то и у себя дома хорошо выспаться можно, — сказал хозяин.

— Я спрашиваю, дама к нему после пришла, ждала его в номере, или они вместе приехали?

— Она вначале.

— Яков Семенович раньше с ней у вас бывал?

— Не могу сказать.

— Как так не можете?

— Я не видал, как она входила.

— А кто видал? Швейцар? Горничная?

— В чем и дело, что никто.

— Как это может быть?

— Ни одна душа, — виновато сказал хозяин.

— В таком случае, милейший, придется нам потолковать в другом месте.

— Пожалуйста, я хоть где то же самое скажу, хоть под присягой. Как наверх прошла, никто не заметил. Яков Семенович ключ от номера взял еще в субботу и, видать, ей передал. А как она исхитрилась мимо швейцара проскочить, тайна сия велика есть.

Был призван швейцар, но и он поклялся, что пассию Якова Семеновича не видел: с господами проходили дамочки, а чтобы одна, без кавалера, такого не было.

— А выходила-то одна?

Выяснилось, что и выходили все тоже с кавалерами.

— Никак в шапке-невидимке была, — сказал Гайпель.

— А с чего вы взяли, — обратился Иван Дмитриевич к хозяину, — что ночью Куколев был с женщиной?

— Горничная слышала ее голос.

Кликнули горничную, которая сказала, что да, где-то уже за полночь слышала в номере два голоса, мужской и женский.

— Под дверью подслушивала? — спросил Иван Дмитриевич.

— Еще чего! У нас в каморке из этого номера по дымоходу слыхать. О чем говорят, не разберешь, а мужчина или женщина, понять можно.

— А видеть, значит, не видела?

— Нет. Ни как входила, ни как выходила.

— Что за чертовщина! Куда же она делась?

— Я уж и сама думаю, — поддакнула горничная. — Отвод глаз, что ли, случился?

— Ладно, — сдался Иван Дмитриевич, оставляя эту загадку на потом. — Открывайте дверь.

6

Когда из гардеробной вошли в спальню, Гайпель, поскользнувшись на чем-то жидком и вязком, в ужасе отдернул ногу и едва не упал. Он подумал, что ступил в лужу крови, но это было содержимое яичка всмятку. Увидев утром покойника, горничная уронила поднос, яйцо разбилось, желток растекся на полу.

Скорлупа мерзким костяным хрустом отозвалась у Ивана Дмитриевича под сапогами. Он снял цилиндр и перекрестился. Остальные сделали то же самое. Гайпель прошел к окну, открыл его, взглядом оценил расстояние до земли и сказал:

— Не спрыгнешь, высоко. Для дамы тем более.

Окно выходило на улицу, над которой, как и вчера, безмятежно синело небо.

Сюртук и жилет покойного были перекинуты через ручку кресел, прочая одежда оставалась на нем, вплоть до штиблет с аккуратно завязанными шнурками. Яков Семенович лежал на боку, скрючившись и зарывшись лицом в подушку. Иван Дмитриевич не стал его трогать.