— Мне, например, стыдно, что я не сдержался и вышел из себя. Я сознаю, что виноват. А ты? Тебе не стыдно? Ты меня вывел из себя своим поведением, мне стыдно, а тебе, выходит, нет? Нет, брат, мы оба должны признать…
Шагов через полсотни он увидел на опушке две фигуры, мужскую и женскую: эта парочка что-то искала в траве. Женщина, видимо, не сильно была огорчена потерей, она лениво тыкала перед собой зонтиком, зато мужчина, присев на корточки, старательно утюжил землю ладонями. Не без удивления Иван Дмитриевич узнал в нем Куколева-младшего, который сейчас должен был бы искать не упавший кошелек или дамский платочек, а пропавшую матушку.
— Э-эй! — издали окликнул он соседа. — Яков Семенович!
Женщина стояла к нему спиной, полузаслоненная деревом, и он ее разглядеть не успел. При звуке его голоса она почему-то проворно юркнула в кусты.
— Что вы тут потеряли? — подходя ближе, спросил Иван Дмитриевич.
— Пустяки. Полтинничек обронил.
— Тоже деньги. Помочь вам?
— Не надо. — Куколев подозрительно сощурился. — И давно вы за мной наблюдаете?
— Только что подошел. Ну как, нашлась Марфа Никитична?
— Пока нет.
— Но вы были у брата на городской квартире?
— Послушайте, почему вас так это интересует?
— Странный вопрос, Яков Семенович.
— Не более странный, чем наша с вами встреча. Как вы здесь очутились?
— А что вас удивляет? Гуляю с сыном. День воскресный, решили насобирать грибов.
— Куда же вы собираетесь их класть? Я не вижу корзины.
— Да хоть сюда можно. — Иван Дмитриевич помахал бывшим Фомкиным узилищем.
— Вы всегда ходите по грибы с птичьей клеткой?
— Спросите еще, не ношу ли я воду в решете. В клетке сидел щегол.
— И где он теперь?
— Мы его выпустили.
— Чтобы освободить место для грибов?
Иван Дмитриевич засмеялся:
— Получается так. Хотя, конечно…
— А грибов не нашли?
— Нет, нашли. — Иван Дмитриевич покосился на Ванечку. — Нашли хорошие грибочки.
— Тогда, простите, где же они?
— Я их выбросил.
— Вот теперь, наконец, вы мне все очень понятно объяснили, — сказал Куколев. — В логике вам не откажешь.
— Вы не верите мне? — растерялся Иван Дмитриевич.
— А вы бы на моем месте поверили?
— Но зачем я врать-то стану!
— Кто вас знает. Помнится, вчера вы мне и за четвертную поверить не захотели. Потребовали триста рублей.
Иван Дмитриевич улыбнулся:
— У вас не было свидетелей.
— А у вас есть?
— Пожалуйста, сын подтвердит… Ванечка, скажи дяде Яше.
Но тот опустил головку и мстительно молчал, ни в чем не желая помогать своему обидчику. Недаром считалось, что характером Ванечка пошел в отца.
— Не учите ребенка говорить неправду, — усмехнулся Куколев. — Лучше скажите честно, кто поручил вам шпионить за мной.
— Чего-о?
— Скажите, и я даю слово, это останется между нами.
— Яков Семенович, дорогой…
— Не скажете, — предупредил Куколев, — я все равно узнаю. Вам только хуже будет.
— Вы с ума сошли! — рассвирепел Иван Дмитриевич.
Вдруг осенило:
— Шагов полста всего, Яков Семенович, там они и лежат.
— Кто они? — встрепенулся Куколев.
— Кто-кто! Грибы, что я выбросил.
— А-а…
— Пойдемте, если не верите, я их вам покажу.
Куколев охотно принял предложение:
— Что ж, пойдемте.
Он и прежде-то вел себя, как перепелка, заманивающая лисицу в сторону от своего гнезда: за разговором настойчиво, хотя и незаметно, пытался отвести Ивана Дмитриевича подальше от того места, где засела в кустах женщина с красным зонтиком. Все это время она не подавала признаков жизни.
— Пойдемте, пойдемте.
Дошагали до старой придорожной березы с вывернутым корневищем, возле которой, как точно помнил Иван Дмитриевич, он и вывалил эти злополучные грибы, но их там почему-то не оказалось. Кое-где жалко серела разлетевшаяся по ветру грибная труха, однако на нее Куколев даже смотреть не захотел. Действительно, эту пыль трудно было признать за доказательство.
— Что за черт! — расстроился Иван Дмитриевич, ощущая себя полным идиотом.
— Ну-ну, — хмыкнул Куколев.
— Наверное, кто-нибудь из дачников поживился. Сегодня воскресенье, их здесь полон лес.
Догадка имела смысл: неподалеку мелькали на поляне шляпы с лентами, слышался детский смех. Но Куколев ничего этого как бы не замечал.
— Значит, грибов нет, а щегла вашего нам и подавно не сыскать.
— Ей-Богу, тут они лежали. Ванечка, скажи, мальчик, — льстивым голосом попросил Иван Дмитриевич.
Сын молчал, глазенки злобно посверкивали из-под материнских бровей. Мстительностью он пошел в отца, упрямством — в мать.
— Вот что, господин Путилин, — спокойно сказал Куколев. — Скажите, кто вас послал следить за мной и сколько вам заплатили. Я дам вдвое больше.
Он достал бумажник.
— Тьфу! — Иван Дмитриевич в сердцах сплюнул и схватил Ванечку за руку.
— Смотрите, — крикнул Куколев. — Пожалеете!
Иван Дмитриевич остановился и, подбоченясь, отвечал:
— Ха! Что вы мне сделаете!
— Ваше начальство может оказаться не столь принципиально. — Куколев пощелкал ногтем по бумажнику. — Вас ждут неприятности.
И этот туда же! Ну и семейка. Усилием воли Иван Дмитриевич заставил себя успокоиться.