Триумф великого комбинатора

– Не имею чести.

– Та-ак... – протянул капитан. – Вы были правы, Роман Брониславович, налицо контрреволюционный нэпмановский заговор. Цель – путем вооруженного выступления, скажем, в ночь с 24 на 25 мая текущего года, разгромить советские учреждения и захватить, таким образом, власть в свои руки... Ключников лишь пешка в этом заговоре. Фицнер – ответственный за захват печатных органов Немешаевска... Репортер Фицнер, вам знаком этот документ?

И с этими словами он поднес к носу Фицнера листок оберточной бумаги, на котором огромными буквами было напечатанно:

ВОЗЗВАНИЕ Немешаевцы! Советская власть доканала справедливых немешаевских тружеников. Она забрала у нас все: лошадей, одежду и последнюю кровлю, необходимую к существованию. Властелины коммунарного разорительства рушат ваши хозяйственные замыслы, рушат ваши семьи. Граждане! С этими приятелями чертей, разбойникам пособничающими, хулиганам потакающими, грабителям помогающими, религию и церковь православную оскверняющими надо кончать! Надо с дубинками в руках избавиться от этих приятелей жидовских кормителей. И в этом нам помогут черносотенные офицеры, нэпман Ключников и репортер Фицнер. Выступаем в ночь с 24 на 25 мая.

Долой Советы! Долой ОГПУ!

Василий Маркович читал воззвание про себя и с каждой прочитанной строчкой обнаруживал в себе внутренний страх, о чем свидетельствовало частое щелканье языком и губами. Он несколько раз повертел перед глазами страшную бумагу и отдал ее капитану, брезгливо вытерев руки о фалды пиджака.

– Клевета поносная!!! Вы же меня знаете, Альберт Карлович! Я этого не мог написать!

– А кто написал, Пушкин?

– Только не я... – дрожащим от волнения голосом ответил Фицнер.

– А ну-ка, Альберт, дай-ка мне какую-нибудь статью этого подонка... – участливо пробормотал Свистопляскин. – Так... Сверяем... Получаем... Да это же ваш стиль, Василий Маркович! Нехорошо! Очень плохо!

– Я не писал! – несколько поднимаясь, вспыхнул репортер. – Ну, это же заговор! – Свистопляскин был очень доволен. – Все ясно, – продолжал Ишаченко. – Кто вами руководит?

Где штаб? Штаб, спрашиваю, где? Отвечать!

Ключников и Фицнер, не сговариваясь, выжидательно молчали. – Хорошо. Я вас заставлю говорить! Вы у меня петь будете!.. Гражданин Ключников, вы имели знакомство с гражданином Суржанским?

– Ираклием Давыдовичем?

– Ираклием Давыдовичем, мать его!

– Да, я его знаю!

– А знаешь ли ты, нэпман поганый, что твой дружок расстрелян?

– Я...

– А вот и его показания...

Ключников взял листок.

– Можешь, подлюка, не читать. Я тебе, жидомор, так все скажу. Суржанский был обвинен во вредительстве. Он предал идеалы революции. Готовил диверсию – разрушение пивного ларька на Центральной площади.

– Это же мой ларек! Сами подумайте, какой смысл мне его взрывать?!

– Взрывать? Ты, сказал взрывать? Так. Понятно! Вот, вы и признались, Петр Тимофеевич. Понимаешь ли ты, тварь, что, если мы расстреляли, как собаку, Ответ-работника исполкома, то с тобой мы вообще возиться не будем?! Жилы порвем!

И тут Петр Тимофеевич понял, что вся его жизнь висит на волоске.

"А ты как думал? От органов ничего не утаишь!" усмехнулся про себя капитан и подмигнул Свистопляскину. "Расколются!" – улыбнулся начальник ОГПУ.

– Хорошо. Я буду говорить.

– Кто подтолкнул Фицнера к написанию опровержения?

– Я никогда его раньше не видел, – начал Ключников. -Вы же знаете, Альберт Карлович, я за Советы. А потом Суржанский приходит. До этого этот партиец в Дом печати ходил. К Фицнеру. Результат – статья. Еще немного – и я банкрот. Тогда Ираклий мне этикетки предлагает. Я же не знал, что он все по нотам разыграл? Нет, не знал. Я купился. Потом он сам заявляется. Органами представился. Наколобродил, то есть. Я на него сентябрем смотрю, сердце запрыгало, упало. Я и угодил промеж косяка и двери. Тайник находит. Нелегкая угораздила. Потом назвался. Чтоб ему пусто было. Душу – нараспашку. Увиваться начал. Головомойку мне устроил. Дело предложил. Тогда и вышла эта статья под вторым номером. Непричастен я. Этот Бендер сам ходил к Фицнеру.

– Роман Брониславович, вы что-нибудь поняли? Я – тоже. Вот что, гражданин, еще раз и помедленее.

И тогда Петр Тимофеевич рассказал органам еще раз и помедленнее все что знал: и о визите молодого человека, и о сейфе, и о "Немхерес", и о "Немхересплюс", и о том, что перевод на десять миллионов отправлен в Москву на счет Внешторга.

На лице Ишаченко проявилось замешательство. Свистопляскин судорожно задергал обеими щечками. С минуту чекисты глядели на нэпмана весьма смутно. Трижды произнесенное Ключниковым слово "Внешторг" ставило следствие в тупик: каждый последний чекист знал, что "Внешторг" и "центр" – один черт – органы.

– Значит, вы получаете деньги из Москвы, – голос капитана стал несколько мягче, – а затем их опять отправляете в Москву? Зачем?

– "Немхересплюс" – это промежуточное звено, растроганно ответил нэпман.

– Не понимаю. Еще раз.