Триумф великого комбинатора, или Возвращение Остапа Бендера

Итак, «Триумф великого комбинатора». Роман о пост-ильфопетровской жизни Остапа-Сулеймана-Берты-Марии Ибрагимовича Бендера-бея, PСФСP, 30-е годы XX века. Повествование у Леонтьева начинается c того, чем оно заканчивается у классиков – c возвращения самого умного блудного сына лейтенанта Шмидта из ультракраткосрочной эмиграции на Запад и заканчивается отплытием героя из вожделенной им от начал до концов всех теперь уже трех книг о нем, но затем разонравившейся ему Бразилии в США, где Бендер, надо полагать, c великой пользой для себя и капиталистической системы в целом, сможет сполна реализовать свои способности. Между этими граничными важными событиями разворачиваются другие, весьма и не шибко важные, историчные и не больно-то, очень правдоподобные и совершенно фантастические события. Но c ильфопетровским динамизмом и c развитой напряженностью.

Не сказал бы, что Б.Леонтьев пишет, как того требовала от себя и других Марина Цветаева, «образцово и сжато», но что задорно, c выдумкой, подчас смешно – это уж точно. А это для, по существу, юного прозаика – немало. По роману вполне можно изучать, как по хорошему путеводителю, города Газганд, Бришкент, Москву и сам Немешаевск. Этот роман очень легко будет инсценировать и экранизировать (только вот кто возьмется?). Тоже – немало.

Теперь – относительно правдоподобия, историзма повествования. Если строго требовать от беллетриста, пишущего развлекательный роман, пресловутый историзм было бы неверно, то c правдоподобием дело обстоит иначе: оно должно, как сейчас говорят, присутствовать в романе, коль последний реалистический (слава Богу, без приставки «соц»). Пример. Глава XX. Первомайский праздник в Москве, Красная площадь, Сталин на «Ленине», толпа граждан. Уже сажают за «политику». А такой осторожный в выражении своих политических пристрастий Бендер и трусливый подпольный миллионер Корейко в открытую «гутарят» о неприятии ими советских порядков. Пусть вполголоса, даже шепотом. Но – в толпе! В которой шныряют осведомители и ГПУшники. Не спорю, отношение Остапа к коммунистической власти – адекватно ее кретинизму, таким он был еще у классиков, которые по понятным причинам никак не могли «выдать» его цензорам. Ныне, после литературной революции, чьим зеркалом, как уже убедились читатели, является наш уважаемый автор, писать можно обо всем, в том числе, и об оппозиционистком настрое героев. Но – правдоподобно!

Одно из достижений автора – создание запоминающихся сатирико-комических персонажей. Длинной чередой проходят они в романе – кто смешон, кто противен, кто страшен, кто просто глуп – чета Ключниковых и Суржанский, Ишаченко и Свистопляскин, Мешочников и Букашкина, Канареечкин и Длинноногов, Необходимцев и Оконников, Иванов и Сидоров, Ляшко и Ким Родионов. Б.Леонтьев в нарочито гротесковой форме описывает эпизоды c участием ГПУшников, партийцев, бездарных руководителей, бездарных творческих работников. Вот Фома Несдержанный – знаменитый поэт – c ним нам «доводится» встречаться в романе трижды: в Немешаевске, в поезде «Бришкент-Москва» и, наконец, на трибуне Межконпроба. Приваливает читателю и «счастье» познакомиться c «несдержанниадами», – в частности, c «гениальной», как издевательски определяет Бендер, «Поэмой о партии». Нелепость этой поэмы доведена до комедийного абсурда! «Вижу! Вижу! Слышу съезд!/ Он родней, живее всех!/ Не прожить нам съездов без!» Или: "У далекой у Центавры проживают вроде мавров,/ А вблизи Кассиопеи обретаются плебеи./ И так далее: "Комсомольская бригада сеет в поле кукурузу./ «Есть ли старший?» – я спросил./ «Есть», – ответил мне один./ «За какие за награды вы здесь пашете бригадой?»... и т.д. Какая кукуруза? Какие награды? Что это за бригада? Но смешно! Или вот председатель Немешаевского исполкома Канареечкин – этакий еще один «Авессалом Владимирович Изнуренков»: «А цветочек-то я забыл полить!», «А ну-ка пой, пернатая!», «Весьма вероятно, что дождик этот – надолго...» Смешно? По-настоящему смешон и одновременно страшен чекист Ишаченко, хулиганствующий, упивающийся властью над беззащитными гражданами, готовый в любой момент к физической расправе над ними, ярый «проводник» партийной линии. Но некоторые остроты автора я, например, просто не воспринимаю: большой перебор. Цитирую: «...девушкой, которой было всего-навсего 18 лет и 32 зимы» (?). Не могут радовать и многие неологизмы из лексической кладовой Леонтьева, сравнения, обороты; выражения: «ультрабородый», «антигубораскатин», «свободен, как сопля в полете», «...жителям оставалось только сморкаться в занавеску (сногсшибательно! – Г.Л.) и гонять чаи...».