Триумф стрелка Шарпа

Формально защищавшие Ассайе пехота и артиллерия Додду не подчинялись, но майора такие мелочи не смущали.

– Не стрелять! – бросил он пушкарям. – Не стрелять! Ждем!

Некоторые португальские канониры понимали английский и передали распоряжение майора остальным. Расположившиеся на глинобитной стене пехотинцы раджи Берара сообразительностью не отличались, и самые нетерпеливые разрядили в красномундирников мушкеты, не причинив врагу ни малейшего вреда. Додд не обратил на них внимания.

– Будете стрелять, когда мы начнем, понятно? – обратился он к пушкарям.

На смуглых лицах тех, что попонятливее, блеснули улыбки.

Майор вернулся к своим Кобрам. В сотне шагов за колонной пикетчиков появилась шеренга красномундирников. Это был целый батальон, отставший от колонны именно потому, что он двигался цепью. Пикетчики, не обращая внимания ни на своих товарищей, ни на поджидающих их защитников Ассайе, упрямо шли к заросшему кактусами пригорку. Наступление на этом участке развивалось само по себе, отдельно от того, что творилось южнее, и Додд полностью сосредоточился на своей войне. Судьба давала ему шанс отличиться в первом же крупном сражении, и он чувствовал нарастающее возбуждение. Все было на его стороне. Проиграть невозможно. Майор вытащил из ножен саблю с эфесом в форме слоновьей головы и, поддавшись внезапному порыву, приложился губами к стальному клинку.

Направляющая полурота дошла до зарослей кактуса и наконец остановилась, благоразумно решив, что следовать дальше колонной равнозначно самоубийству. Расположенные дальше по фронту орудия открыли по наступающим огонь, но белые мундиры молчали, и командир колонны, очевидно ободренный этим молчанием, решил, похоже, не менять построение.

– Почему они не разворачиваются? – спросил себя Додд, не смея надеяться и все же надеясь, что враг допустит промашку, что самонадеянность британского командира возьмет верх над здравым смыслом.

Но тут шедшая за первой полурота горцев, достигнув пригорка, начала перестраиваться в шеренгу, и майор понял – момент близок. Близок, но еще не наступил – надо подождать, пока они все выйдут из-за укрытия, и тогда потери будут больше. Колонна выходила на открытое пространство, офицеры и сержанты подгоняли солдат. Похоже, решил Додд, они решили развернуться уже за кактусами, там, где больше свободного места.

Капитан Жубер нервничал – майор никак не отдавал приказа открыть огонь, – но ограничивался лишь тем, что бросал на Додда обеспокоенные взгляды. Если к первой шеренге добавится вторая, огневая мощь противника возрастет вдвое. Додд не сводил глаз с трехсот–четырехсот пикетчиков, которые уже находились не более чем в восьмидесяти ярдах от пушек, но все еще не развернулись в цепь. Его собственная пехота находилась в сотне шагов за орудиями, и майор решил выдвинуться поближе.

– Полк! Вперед! Бегом – марш! – Толмач продублировал приказ на маратхском, и Додд ощутил гордость, увидев, как четко и слаженно, сохраняя строй, действуют его подопечные. Он остановил их в нескольких шагах от орудий. – Слава богу!

Пикетчики, словно лишь теперь осознав, какая опасность их поджидает, засуетились, спеша растянуться в шеренгу. Майор проскакал вдоль своей цепи.

– Брать ниже! – крикнул он. – Не задирать дуло! Целиться в пах!

Обычно пехотинцы целятся неприятелю в грудь, и пули уходят выше. Додд повернулся – пикетчики наконец-то развернулись и наступали теперь длинной двойной цепью. Он набрал воздуху…

– Огонь!

Сорок орудий и более восьмисот мушкетов смотрели на наступающих. Промахнуться было трудно. Они и не промахнулись. Зеленеющее поле с марширующими солдатами в одно мгновение превратилось в кладбище, над которым пронесся огненно-свинцовый вихрь. Все заволокло пороховым дымом, но Додд уже знал – противник уничтожен. Такого мощного залпа не выдержал бы никто. Майор жалел только о том, что два восемнадцатифунтовых осадных орудия были заряжены ядрами, а не картечью. Впрочем, ничто не мешало исправить ошибку ко второму залпу, который должен был смести только что достигший пригорка британский батальон.

– Заряжай! – скомандовал он.

Набежавший ветерок унес дымовую завесу, и взгляду майора открылось усеянное телами поле. Убитые лежали неподвижно, раненые пытались ползти, умирающие дергались в предсмертных конвульсиях. В числе немногих уцелевших был один-единственный всадник, офицер, гнавший лошадь назад, к кактусовым зарослям.

– Огонь! – прокричал Додд, и второй залп обрушился на кустарник и подошедший к нему батальон.

На сей раз орудия зарядили картечью, так что убойная мощь артиллерии резко увеличилась. Кактусы как будто срезало косой. Эффект оказался еще более ужасающим, чем после первого залпа. Легкие четырехфунтовики выстрелили не крохотными ядрами, а мешочками с самодельной картечью, приготовленной по приказу Додда. Сипаи быстро перезарядили мушкеты. Во многих местах от горящих пыжей занялась сухая трава.

– Огонь! – выкрикнул Додд.