Триумф смерти

Возвращаться туда, откуда они с Мирой когда-то ушли, Каша не хотел. Слишком много страшного творилось в том человеческом муравейнике в последние перед окончательной гибелью мира дни. Убивали всех, без суда и следствия, грабили и насиловали. За кусок хлеба отрубали головы и руки, порой и вовсе сжигая целыми домами.

Каша сморщился, не от боли, от страха. Он боялся возвращаться в этот ад. А боль… Старик вдруг понял, что просто переполнен горем до конца своей жизни и все, что будет к ней добавлено, просто перельется через край и уйдет в песок. Каждому отмерено по силам его – вспомнил он чьи-то мудрые слова. И большего не унести. Поэтому, если что и случится, он уже ничего не почувствует. Был лишь страх неведомого, и боялся он не столько за себя, сколько за своих спутников, у которых еще все было впереди. И то, что они не заразились, его смущало еще больше. Наверняка в городе сохранились очаги болезни – в последние дни ведь даже не хоронили никого, просто складывали тела у подъездов. И даже мороз и холод не дают гарантий не заразиться.

– Тогда идем? – робко спросила Вика, внимательно глядя на Кашу.

Тот кивнул.

– Да, идем.

Мысли были туманные. Они пришли внезапно, как отклик на душевную боль, что постоянно точила его, как древесный жук. Пришли и больше не оставляли. Он вдруг вспомнил, как случилось это, и от этой черноты почувствовал еще большую сосущую тревогу и усталость.

Было три волны. Первая, самая страшная, ударила внезапно и выкосила больше половины всего населения материка. Что творилось на других, никто не знал – все каналы связи, интернет и радио были отключены в одну ночь и больше уже не включались. Многие бандиты называли первую волну «Отцом». Потому что она была мощной и сильной, как гнев родителя на шалости своего нерадивого отпрыска.

Вторая пришла через три дня после того, как затихла первая, и в ней погибли многие птицы и животные. Оставшиеся в живых прозвали ее «Сыном», потому что была она слабее первой и напоминала баловство ребенка, который ради интереса давит беззащитных муравьев и жуков.

Третья волна добила тех, кого не уничтожили первые две. И те немногие, кто выжил, самоназванные реликтами, нарекли ее «Святым Духом». Потому что третья ипостась триединого бога смерти носилась над бетонной гладью городов и даровала облегчение тем, кто метался в лихорадке и болезни и не мог отойти в мир иной, испытывая тяжелые муки.

Кашу не забрала ни первая, ни вторая, ни третья волна, оставив в живых, хотя у него порой и были сомнения насчет того, жив ли он на самом деле. Иногда он думал, что все же умер, а то, что творится вокруг, – чистилище, очищение его души через страдание. А может, уже и сам ад. Ведь после чистилища он должен был отправиться в рай, но рая все не было, а муки только увеличивались с каждым днем. И когда умерла Мира, он окончательно понял, что на самом деле находится в аду, который по непонятным причинам вдруг воцарился на Земле.

Каша вдруг до томления в каждой кости почувствовал, как сильно устал за день и хочет спать. Рухнуть в кровать и продрыхнуть сутки.

«Не время сейчас», – сам себя одернул старик и вдруг надсадно закашлялся и весь посинел, задергался. Во рту появился медный привкус.

– С вами все в порядке? – первой подскочила к Каше Вика.

Старик хотел ответить, успокоить, но не смог – все в груди стянуло колючей проволокой и не отпускало – даже вздохнуть нельзя. Свет перед глазами потемнел, ноги стали ватными. Он неуклюже осел на снег и зашелся в новом приступе нестерпимо больного кашля. Капельки крови обагрили снег.

– Ему плохо! – крикнула девушка, пытаясь уложить Кашу на бок, чтобы тому стало легче отхаркнуть мокроту.

Глеб помог ей посадить старика в удобную позу. Но тому это не помогло, он уже едва ли что-то понимал, лишь чувствовал, как нечто пыльно-серое подступает со всех сторон и туманит разум. Судороги, рвущие все тело, стихли до мелких и робких, лицо стало земляным, глаза закатились.

– Да сделай же что-нибудь! – закричала на брата Вика, тормоша старика.

Глеб перевернул Кашу на живот и стал бить ладонью по спине, чтобы облегчить отхождение мокроты. Удары были сильными, и вскоре кашель стих, превратившись в хрип. Наконец, Каша натужно отрыгнул бордовый сгусток и задышал полной грудью. Тяжело ловя воздух ртом, старик начал приходить в себя.

– Нормально… – прохрипел он, показывая парню, чтобы тот прекратил бить его по спине.

– Надо сделать привал, – предложила Вика, но Каша замотал головой.

– Нет, сейчас пойдем. Посижу только немного – и сразу в путь. Нет времени.

Глеб помог старику подняться.

– Вы точно уверены, что…

– Да, – перебил девушку старик, оттирая лицо снегом. – Надо идти. Чтобы успеть до темени.

То, с каким выражением он это сказал, не позволило ребятам что-то возразить.

* * *

К концу второго часа пути с того момента, как Каше стало плохо, команда преодолела равнину и подошла к границам города. Лесополоса, расположенная вдоль дороги, не внушала доверия, но обходить ее стороной, через раскисшую от грязи и снега поляну, желанием никто не горел.