Нет, отчим действительно стоял посреди болота, иногда дергая плечом, чтобы отогнать докучливых мух. Одежда с чужого плеча, засаленная, лежащая блином кепка, рыжие, похожие на дохлых тараканов, усы.
– Называй меня папой, сынок, – пробубнил стоявший.
В нос ударил крепкий запах давно немытого тела, кислятины и еще чего-то непонятного, но мерзкого.
– Как… что вы тут делаете? Вы же… Вас освободили?
Отчим сидел в тюрьме. За тройное убийство. Дали ему восемнадцать лет, и срок, насколько Костя помнил, должен закончиться еще нескоро. Неужели амнистия? Нет, за такую статью не полагается. Тогда что?
– Нет, не освободили, – улыбнулся отчим, обнажая ряд желтых мелких зубов.
– Вы сбежали? – спросил Костя, и вдруг злоба, прятавшаяся все эти годы где-то очень глубоко внутри, начала пробиваться сквозь пелену растерянности и вываливаться наружу, как куски раскаленной магмы из жерла вулкана. – Я хотел убить вас! За то, что вы… сотворили!
Отчим поправил бляху ремня – любимый его жест. Спросил:
– А почему не убил?
– Не добрался – в детский дом отправили. Я всей душой надеялся, что вы сгниете в тюрьме. А вы… и вдруг тут. В бега подались?
– Не подался, не горячись, – вздохнул стоящий и вдруг совсем поник, опустив плечи. – А по поводу сгнить – сбылось твое желание. Убили меня в тюряге.
– Вот сейчас не понял совсем нифига. Какой-то прикол? Опять по пьяной лавочке «белочку» поймали? Или…
Костя внимательно посмотрел на отчима, пытаясь понять – шутит тот или окончательно сошел с ума?
– Да не сошел я с ума, – усмехнулся отчим, и Костя вздрогнул.
– Что происходит? Как вы…
– Ты не бойся, сынок…
– Не смей меня так называть, подонок! Ты убил всю мою семью! И еще смеешь меня называть сынком?!
– Иди ко мне. Просто иди ко мне, – отчим вытянул вперед руки, словно желая заключить пасынка в объятия. Костя с удивлением увидел, какими длинными оказались эти руки, почти до самых ступней.
– Ты семью всю мою убил!
– Тебя же ведь не убил.
– Потому что меня тогда не было дома.
– Да, – согласился отчим, сделав шаг вперед. Из раскрытого рта с гудением вылетел целый рой мошек и окутал голову отчима. – Ведь ты ушел на дискотеку. Тэдс-тэдс-тэдс! Тебе повезло. Тэдс-тэдс-тэдс!
Монстр раскрыл пасть шире, и оттуда стали вываливаться черные жуки.
– Тэдс-тэдс-тэдс! Замечательная дискотека, не правда ли?
Костя попятился назад, но поскользнулся и упал на спину.
– Веселая дискотека! Тэдс-тэдс-тэдс! Иди ко мне, мой сынок. Тэдс-тэдс-тэдс!
Голос стал быстро трансформироваться и теперь напоминал лязганье несмазанных качелей. Нет, это точно был не его отчим, нечто гораздо хуже.
Неведомое чудовище потянуло лапы к парню.
– Иди сюда! Тэдс-тэдс-тэдс!
Монстр сделал еще один шаг вперед.
– Иди ко мне! Тэдс-тэдс-тэдс!
Костя схватил подвернувшийся под руку камень и запустил им в неведомое создание. Снаряд врезался в грудь, и та, словно вылепленная из мягкой глины, легко проломилась, обнажая огромную черную дыру. Из раны брызнули белые склизкие опарыши.
Парень без оглядки бросился бежать. За спиной раздался жуткий крик отчима:
– Иди ко мне, сынок! Тэдс-тэдс-тэдс!
Виски сдавило стальным обручем. Задыхаясь и тратя последние силы, Костя перепрыгнул через кусты колючек и повалился на мягкую влажную почву. Голоса монстра больше не было слышно, но рисковать парень не хотел и поэтому заставил себя подняться и идти дальше. Горькая злоба и страх испарились, оставив только слезы, которые настырно просились наружу. Костя стиснул зубы, пытаясь сдержаться. Не раскисать!
И вдруг понял, так отчетливо и ясно, словноэто было написано огромными буквами на все небо, почему он ввязался в это. Почему вообще соглашался на любую, даже самую сумасшедшую, авантюру своего босса, отправляющего его то в Зону, то в другую горячую точку. Не из-за денег. Их как не было, так и нет. А только чтобы сбежать, пусть и на время, оттуда, где каждый сантиметр был пропитан болью и горем воспоминаний.
Отчим убил всю его семью. Однажды вернулся вечером в стельку пьяный, взял кухонный нож и зарезал всех – мать, брата, сестру. А Костя только чудом остался в живых, уйдя в этот день с друзьями на школьную дискотеку. Полиция нашла убийцу там же, дома – соседка тетя Лида услышала крики и вызвала наряд, она же и рассказала о случившемся Косте.
А потом был интернат. И каждый день словно присыпанный пылью, серый, грязный. Костя плохо помнил то время. Исполнилось восемнадцать, армия, отслужил, потом внезапно решил поступать на журфак – подруга на слабо взяла. Не закончил, на третьем курсе бросил. В газету устроился, благо Сергей Петрович пошел навстречу, взял без диплома. И завертелось.