Триумф Сета

Царский рескрипт, который не распространялся, очевидно, на дворец Ахетатона, но который, тем не менее, попал и в бывшую столицу, был торжественно оглашен номархом. Рескрипт касался только календаря, но об этом говорили долго: во всех официальных документах тридцать четыре года, в течение которых правили Эхнатон, Нефертити, Сменхкара, Тутанхамон и Ай, были вычеркнуты раз и навсегда. Календарь возобновлялся начиная со времени смерти царя Аменхотепа Третьего.

Зачитав рескрипт, номарх начал отвешивать поклоны и произносить заученные фразы, а затем уехал на своем осле.

Анкесенамон была изумлена. Ее компаньонки тоже. Положение получалось странным. Таким образом, Ахетатона не существовало. Его основателя также, как и его супруги Нефертити, и, конечно же, их дочери и, разумеется, Анкесенамон.

Долгое время все пребывали в оцепенении. Сати недоверчиво покачала головой.

— Даже Амон на такое не осмелился бы, — сказала она.

Но несколькими днями позже в Ахетатон прибыли скульпторы и — Анкесенамон узнала об этом от распорядителя, пришедшего в ужас, — начали сбивать все барельефы, которые свидетельствовали о былой славе ее отца. Все изображения царя, Нефертити, царевен были безжалостно уничтожены.

— Твое величество! — умолял распорядитель. — Сделай что-нибудь!

У нее не было никакой власти. Она могла только присутствовать при разрушении ее мира. Даже сам Апоп не мог и мечтать о подобном. Она обратилась к распорядителю:

— Теперь будем знать, что мы с тобой никогда не существовали.

Распорядитель трудился во дворце еще со времен правления Эхнатона. Он растерянно смотрел на нее.

— Убивают мертвых! — закричал он. — Твое величество, убивают мертвых!

Он поднял руки, словно обезумев, и ушел.

Во второй половине дня на пристань дворца с борта барки сошел один человек. Анкесенамон наблюдала за ним, пока он проходил через сады и направлялся к входу во дворец. Она его узнала, но не верила своим глазам. И только когда он уже стоял перед нею, можно было сказать с уверенностью: это был Тхуту. Тхуту! Бывший Первый советник, неужели он был лишен своих земель и ему нечего было больше есть? Он был отощавшим, почти бесплотным.

— Ты меня не вызывала, твое величество, но я сам пришел. Со времени коронации Хоремхеба я не переставал думать о тебе.

— Советник! — воскликнула она, разволновавшись. — Советник!

Она улыбалась, и он тоже улыбнулся.

— Таким образом, мы больше не существуем! — сказала она насмешливо.

Он склонился и поцеловал ее руки.

— Я пришел убедиться, что не стал жертвой кошмара, что твоя красота все еще царит на земном пространстве.

Она улыбнулась и пригласила его сесть. Он казался удрученным.

— Что же случилось, визирь? Неужели света былого солнца, который ты только что восхвалял, больше не достаточно для твоего счастья?

— Твое величество, это ужасно… Царь разрушает все. Он велел разбить изображения Ая… Обе статуи его погребального храма…

Она их помнила: вначале они были заказаны Тутанхамоном, а потом Ай их присвоил. А теперь они были уничтожены!

— Он заставил все изображения заменить на свои. Даже изображение Тутанхамона.

— Даже его? — воскликнула она.

Он покачал головой.

— Статуи в Карнаке, где он был представлен рядом с Амоном… Все. Твои изображения…

Это было изобретение ада: команды скульпторов со всего царства упрямо уничтожали все следы царей, которые следовали друг за другом после Аменхотепа Третьего. Карающая ярость Хоремхеба не пощадила ничего.

Как же Мутнехмет смогла выдержать то, что память о ее собственном отце была превращена в пыль? Неужели опьянение властью так ее изменило?

Разорение и сведение счетов затронуло и представителей знати, обласканных предыдущими правителями. Наместник Гун был вызван в Фивы и немедленно смещен со своей должности. Много командиров, тех, кто в былые времена был верен Нахтмину, были также смещены.

— Да я сама, — сказала она, — больше уже не существую.

Уже будучи царицей без трона, она видела, как все больше и больше предаются забвению прошлые правители. Странное чувство — будто тебя нет, в то время как ты все еще жива. Разрушая тела и лица, высеченные в камне на миллионы лет, Хоремхеб лишал их загробной жизни.

— Это — вор, крадущий вечность, — заявила она.

Тхуту разрыдался.

— Его можно только ненавидеть, — добавила она.

В это время они увидели верховного жреца Панезия, идущего деревянной походкой, с остановившимся взглядом, в сопровождении других жрецов, помоложе. Сати, придворные дамы и кормилица тоже смотрели на него, озадаченные. На какой-то миг он замер, растерянный, разведя руки.

— Твое величество, — воскликнул он наконец, — убивают Атона!

На имени бога его голос достиг невыносимый высоты.

Он зашатался и рухнул. Анкесенамон закричала. Прибежали слуги. Жрец, опустившийся на корточки около старика, повернулся к той, что когда-то была царицей:

— Они разрушают храм Атона, твое величество. Он не смог этого вынести.

Вот уже несколько дней, как к пыли пустыни добавлялась тонким слоем неосязаемая белая пыль. Это была пыль памятников, которые Хоремхеб заставлял уничтожать. Руины были усыпаны штукатуркой.