Он уважительно опустился на колени у ног царицы, сохраняя бесстрастное выражение лица. Она взглянула на него, потрясенная. Обвинила его в дерзости, неслыханном оскорблении. И — вот он, явился! И более того, она в первый раз после неудачного предложения Хоремхеба безбоязненно встретилась с ним.
— Майя, — сказала она резко, наклонившись к нему, — ты помилован, но не восстановлен в своей должности. Ты больше не являешься казначеем. Что ты здесь делаешь?
Преемник Майи, Хапон, позеленел. Усермон стал белым как мел. Маху покраснел.
— Твое величество, — заговорил Майя, не поднимаясь с колен, — разве помилование не является доказательством моей невиновности? Против меня никакого дела не было возбуждено. Какую я совершил ошибку, чтобы стать виновным в глазах твоей высшей мудрости?
Она оказалась в ловушке. Снова.
— Первый советник, спроси мнение главы судебного ведомства.
Усермон повиновался.
— Если я не ошибаюсь, — произнес Пертот слащаво, — казначей был обвинен в связях с командующим Хоремхебом, нынешним главнокомандующим; необоснованность подозрения является очевидной, так как главнокомандующий находится среди нас. Итак, если главнокомандующий виновен, в этом случае за ним не могут сохраняться его обязанности, и казначея тогда следует снова отправить в тюрьму, если же он таковым не является, то в этом случае отставка казначея Майи не имеет основания, и он должен быть восстановлен в своей должности.
Он поочередно посмотрел на собравшихся.
Царица пронзила его взглядом.
Хоремхеб сощурился.
— Стало быть, Хапон больше не является казначеем? — спросил Усермон, чтобы хоть что-то сказать.
— Знания моего уважаемого коллеги Хапона, несомненно, пригодятся на другом посту.
— Поднимись, казначей, — сказала царица Майе, раздраженная его насмешливым взглядом.
Для всех было очевидно: отныне Хоремхеб будет командовать и армией, и финансами. Майя занял свое место и остановил одновременно угрожающий и иронический взгляд на том, кто заставил его арестовывать, — на Маху. Этот последний больше не мог оставаться в кабинете. Он встал.
— Твое величество, так как я теперь оказываюсь осужденным, то прошу тебя принять мою отставку.
— Сядь, Маху. Если ты хочешь отказаться от должности, назови своего преемника Первому советнику.
— Люди, которых я подобрал, твое величество, больше не могут быть полезными нынешней власти.
Наглая и циничная фраза, означающая, что царица больше не обладала властью. «Еще один, испытывающий отвращение, — подумала она. — Сначала Тхуту, а теперь Маху. Они служили трем царям и в результате остались в дураках. Вне сомнения, Маху уже дошел до такого состояния, что скоро начнет выращивать огурцы и салат-латук».
Сцепив руки под брюхом, Хоремхеб наблюдал за этой сценой, не говоря ни слова.
— Я могу предложить преемника Маху. Думаю, что военная охрана работает не хуже, чем гражданская.
«Их уже трое», — подумала Анкесенамон.
— И кого ты предлагаешь? — спросил Усермон.
— Командира Рамзеса.
— Само собой разумеется, что, в случае назначения, командир Рамзес должен будет подчиняться Первому советнику, а не главнокомандующему, и в этой должности он не сможет заниматься делами армии.
— Само собой разумеется, Первый советник, — согласился Хоремхеб. — Но дело от этого выиграет, это точно.
Пустые фразы, все были уверены в обратном.
— Ее величество разрешит мне удалиться? — спросил Маху.
— Разрешаю.
— Ее величество разрешит мне вызвать сейчас сюда командира Рамзеса? — спросил Хоремхеб.
— Разрешаю.
Рамзес не заставил себя долго ждать и чуть ли не столкнулся со своим предшественником.
Того же типа, что и его хозяин, но, пожалуй, более породистый. Возможно, у него не было тех же амбиций. Он опустился на колени перед царицей. Она посмотрела на гладкие блестящие плечи и уловила смутный отблеск желания в глазах командира. Затем велела ему подняться; он остался стоять возле трона. Она ощутила исходивший от военного запах пота и сморщила нос. Пентью и Пертот внимательно наблюдали за Рамзесом.
Хоремхеб объяснил, что предложил его кандидатуру в качестве преемника покинувшего свой пост начальника охраны.
— Чем ты занимаешься в качестве начальника военной охраны? — спросил Усермон.
— Вот уже два года я собираю свидетельства о нарушениях установленных правил в казармах, лагерях и за их пределами. Дисциплина солдат ее величества должна быть безупречной.
«Интересно, себя самого он судит по тем же меркам? — подумала Анкесенамон. — Участвовал ли он в покушении на жизнь Нахтмина?»
Усермон заметил, что он теперь не сможет выполнять эти задачи, поскольку должен полностью посвятить себя работе в гражданской охране, в том числе речной.
— Я подчиняюсь приказам ее величества, — ответил он.
В конечном счете эти армейские оказались не такими уж страшными людьми, как все предполагали.
— Садись, начальник охраны Рамзес, — сказал ему Усермон, указывая на место Маху.
Командир быстро сел и улыбнулся Пентью, который был справа от него, и Пертоту, сидевшему слева. Писец составил акт о назначении Рамзеса начальником охраны, и к документу была приложена царская печать.