Триумф нежности

Он уселся рядом с ней, и его доброе лицо было полно заботой и участием.

— Вам не обязательно говорить, что вы любите его, Кэтрин, — поспешно успокоил он ее. — Я прекрасно вижу, что вы его любите. Но можете ли вы наконец сказать мне, почему для вас так болезненно и невыносимо трудно произнести это?

Побледневшая Кэти повернула голову, взглянула на него в беспомощном испуге и вздрогнула. Голосом, который прозвучал как хриплый шепот, она сказала:

— Я все еще помню, когда произносила их в последний раз.

— Дитя мое, тебе не по силам дальше нести это в себе. Неужели ты никому не рассказывала?

— Нет, — покачала головой Кэти. — Мой отец убил бы Дэвида, моего мужа. К тому времени когда мои родители вернулись из Европы, синяки прошли. А Анна, их служанка, поклялась никогда никому не рассказывать, как я выглядела в ту ночь.

— Может быть, ты попытаешься рассказать мне, что тогда произошло? — мягко спросил он.

Кэти посмотрела на свои руки, безвольно лежащие на коленях. Если рассказ об этом окончательно изгонит Дэвида из ее памяти и жизни, то она готова попробовать.

Вначале она говорила запинаясь, но затем из нее вырвался поток приглушенных, мучительных слов.

Когда Кэти закончила, она прислонилась к спинке скамьи, совершенно измученная воспоминаниями. Но теперь она была освобождена от боли. И еще она поняла, что между Дэвидом и Рамоном не было ничего общего, ничего. Дэвид был эгоистом, эгоцентриком, садистом и монстром, в то время как Рамон хотел любить, защищать и обеспечивать ее. И даже несмотря на то что она пренебрегла его словами, унизила и довела до бешенства, Рамон не обидел ее физически. То, что произошло в прошлом, оставалось здесь, под сводами церкви.

Кэти взглянула на падре Грегорио и поняла, что он взвалил на себя все ее бремя. Он выглядел разбитым.

— Я чувствую себя намного лучше, — мягко сказала она, надеясь поднять ему настроение. Падре Грегорио заговорил вновь:

— Рамон знает, что с вами произошло той ночью?

— Нет. Я не могла говорить об этом. Я действительно не думала, что это будет меня когда-нибудь беспокоить. Я даже с трудом вспоминала о Дэвиде.

— Это беспокоило вас, — возразил падре Грегорио. — И вы думали о нем, сознавали вы это или нет. Иначе вы бы просто уличили Рамона, что он не тот, за кого себя выдает. Вы этого не сделали, потому что в глубине души боялись того, что услышите. Потому что из-за вашего ужасного опыта вы автоматически предположили, что каким бы ни был секрет Рамона, он окажется таким же страшным, как тот, который вы обнаружили у другого мужчины.

Он тихо размышлял в течение нескольких минут, затем отрешился от своей задумчивости.

— Мне кажется, что будет лучше, если вы признаетесь в этом Рамону до вашей брачной ночи. Вполне возможно, что из-за ваших воспоминаний вы испытаете некоторое отвращение, когда столкнетесь с интимной близостью между мужем и женой. Рамон должен быть готов к этому.

Кэти улыбнулась и уверенно покачала головой:

— Я не испытываю никакого отвращения к Рамону, так что никакого повода для беспокойства у меня нет.

— Возможно, вы правы.

Неожиданно лицо падре Грегорио потемнело.

— Хотя, даже если вы невольно отвергнете супружескую близость, я уверен, что у Рамона достаточно опыта в общении с женщинами, чтобы разрешить любую проблему подобного рода.

— Я абсолютно уверена, что он сможет, — успокоила его Кэти и рассмеялась, глядя на осуждающее лицо падре Грегорио.

Прищуренный взгляд старого священника избегал улыбающихся глаз Кэти.

— Не так уверена, — поспешно исправилась она. Он одобрительно кивнул:

— Хорошо, что вы заставили его подождать. К своему стыду, Кэти почувствовала, что у нее покраснели щеки. Падре Грегорио тоже заметил это. Его пушистые брови взлетели, и он всмотрелся в ее лицо через свои золотые очки.

— Или Рамон заставил вас подождать? — хитро спросил он.

В этот момент несколько туристов вошли в церковь.

— Пойдемте, мы можем закончить наш разговор снаружи, — сказал он.

Они вышли на площадь.

— Что вы теперь собираетесь делать?

Кэти прикусила губу и взглянула в сторону магазина.

— Я полагаю, — сказала она с трудом, — что отнесу назад вещи, которые здесь купила, и скажу, что Рамон не… — споткнулась она на слове, — позволяет оставить их.

Падре Грегорио запрокинул голову, и вся площадь огласилась его хохотом. Несколько жителей деревни, выходящих с покупками из магазинов, повернулись, чтобы взглянуть на него.

— Позволяет или не позволяет… Это звучит обнадеживающе, — рассмеялся он. Затем покачал головой:

— Не думаю, что Рамон захочет, чтобы вы сделали это. Он не захочет выкупить свою гордость ценой вашей. Тем не менее вы можете это предложить. Это поможет ему убедиться в том, что вы действительно раскаиваетесь.

Кэти наклонилась к нему с беспечной, дразнящей улыбкой:

— Вы все еще считаете, что мне недостает кротости, послушания и уважения к власти?

— Я искренне надеюсь на это, — тепло сказал он, глядя на ее сверкающее лицо. — Как Рамон достаточно прямо дал мне понять, у него нет желания жениться на коккер-спаниеле.

Улыбка Кэти погасла.

— Теперь у него нет желания жениться на мне.