Триумф Клементины

— Если же я соглашусь — и лишусь собственного уважения, своего искусства, своей мечты, всего, что только имеет значение в жизни. Жизнь — самый большой капитал. Ни за что! Если мой дядя не послушает голоса разума, — я не послушаю неразумия и покончим на этом. Я как-нибудь выпутаюсь.

— Хорошо, — согласилась на редкость молчаливая сегодня Клементина. — Я ждала, пока вы придете к этому заключению. Если бы вы колебались, я бы отправила вас обедать домой. Легкий пост вам бы не помешал. Что касается вашего дяди, он спятил с ума и останется таким. Больше не будем об этом говорить. Почему вам понадобилось прийти сегодня к обеду? — возвратилась она к своему обычному тону.

— Птичьего молока захотелось, — засмеялся он.

Она что-то буркнула в ответ и предоставила его себе, отправившись мыть лицо и руки.

Она вымыла, вернее, выскребла свое лицо виндзорским мылом и поднялась обратно в студию. Томми рассматривал тюльпаны.

— На что вам эти безделушки?

Клементина забыла про них. Порыв, заставивший ее их купить — прошел. Ее ошеломили новости Томми и сбили с толку. Она пристыженно посмотрела на цветы.

— Конечно, я поставлю их в воду, — возразила она. — Не буду же я носить их.

— Почему нет, — воскликнул Томми и, схватив огромный пурпурно-золотой цветок, приложил его к ее черным волосам. — Клянусь Юпитером! Вы ослепительны!

Немного принужденно Клементина назвала его дураком и ушла с пылающими щеками.

За обедом, вдохновленный шампанским, Томми заговорил о своих видах на будущее. Довольно он носил шелковых шляп и заграничных ботинок. Теперь он стоит на пороге бедности. Он сдаст свою студию, наймет за два шиллинга в неделю деревенский коттэдж и будет там писать деревенские пейзажи. Он знает великолепный коттэдж около Хагвурна в Беркшире, две комнаты и кухня. Местечко расположено в вишневом саду. Ничего не может быть лучше вишневого сада в цвету, исключая того же самого места, когда вишни уже краснеют. Около дома сад, с вишнями, конечно, он будет сажать в нем цветы и овощи. Он будет круглый год снабжать Клементину анютиными глазками и картофелем. Там должен быть свиной хлев, и он заведет себе свинью. Когда Клементина устанет от Лондона, она приедет к нему, он будет тогда спать в свином хлеву.

Второй раз в этот день она спросила:

— На что вам понадобится такой старый сыч, как я?

— Смотреть мои картины, — ответил Томми.

Клементина свистнула.

— Разве только, — заметила она, — действительно старческое самолюбие покажется святым перед непосредственным, свежим эгоизмом юности.

Привыкший к ее манере говорить, Томми только мальчишески расхохотался. Он удивился, когда она предложила ему провести вечер в Шеритоновской гостиной. Он запротестовал. В студии было гораздо лучше.

Она осведомилась о причине.

— Та комната не имеет характера, отпечатка личности, она похожа на комнату, выставленную в окне мебельного магазина. Она не имеет ничего общего с вами. Ничего общего.

— Но я хочу сидеть там, — заявила Клементина, — вы можете идти в студию, если желаете.

— Это будет невежливо, — покорился Томми.

Она пожала плечами, села за пианино и стала играть отрывки Моцарта, Бетховена и Грига (девичьи воспоминания). Играла она с неуверенностью неопытного музыканта. Удивленный Томми рассматривал развешенных Бортолоцци и корешки книг в стеклянных шкафах. В конце концов он что-то понял. Он прислонился к пианино и продолжал, пока она безнадежно запуталась в каком-то пассаже из Пер-Гюнта.

— Я чем-нибудь обидел вас, Клементина, в таком случае прошу меня извинить.

Она с треском захлопнула пианино.

— Вы, бедный сирота, — закричала она. — К кому, кроме меня, могли вы прийти со своими горестями.

— Черт знает, — неопределенно улыбнулся Томми.

— Так пойдем в студию и обсудим все хорошенько, — сказала Клементина.

ГЛАВА IX

Уйдя от Клементины, Томми отправился в продолжительную прогулку в надежде немного прочистить свои мозги; на обратном пути он остановился на мосту Челсли полюбоваться лунным светом; чтобы освежиться, он даже снял шляпу. Предательский май так освежил его, что он слег на три дня в постель.

Клементина сидела около его постели и бранилась на чем свет стоит. Только что оправиться от воспаления легких и возыметь фантазию освежиться ночью, на мосту, на сильном северном ветру. Он так же тронулся, как его дядюшка. Они представляют собой красивую, хорошо подобранную пару. Обоих надо отдать под надзор. В доброе старое время они давно уже были бы в сумасшедшем доме и получили бы свою порцию плетей.

— Я имел уже и то, и другое, — кривлялся Томми. — Эта отвратительная комната — тот же дом для сумасшедших, а ваш язык — плетка.

— Надеюсь, что он бьет, как черт, — нашлась Клементина.