Триумф еретиков

О том, что началась война, узнали только от нагрянувших в райцентр военных. Они реквизировали у сельчан всех лошадей на нужды армии, а взамен выдали справки с печатью сельсовета: «Война через месяц-другой закончится и лошадок вернём хозяевам!». А пока, всвязи с временным отступлением Красной Армии, сельчанам порекомендовали отсидеться в лесной чащобе.

Многие так и поступили. Погрузили на подводы харчи и детишек, впрягли вместо лошадок коров и быков и отправились в лес строить землянки.

А всего через неделю вокруг загрохотало и в райцентре появились немцы. Они отобрали у недоверчивых, оставшихся на месте сельчан, всю живность, а взамен выдали оккупационные марки. (Вроде как – не даром отобрали.. Позже партизаны тоже налетали и отбирали всё, что годилось на пропитание, а рыдающим старикам тоже выдавали справки-расписки с неразборчивыми подписями-каракулями очередного «Батьки»).

На диковинные марки покупать в глухом селе было негде и нечего, а своя лавка в райцентре была давно пуста и – на замке.

Эдику было только шесть лет и всё происходящее для него сомкнулось в одно желание: «хочется кушать!»

Поскольку обещанные военными два месяца ожидания окончания войны давно истекли, а зимушка-зима ждать не стала и в лесу стало жить невмоготу, голодно и холодно, то Эдика с сестрёнкой Ядвигой отправили к бабушке, назад, в село. А через пару месяцев, еле живые, и сами родители возвратились в заброшенные хаты.

Корову съели ещё там, в лесу, кормиться было нечем.

Так и жили: то – в лесу, то в родной хате, но учиться Эдику не пришлось до самого освобождения в 1944 году. Как «переростка» его посадили сразу в третий класс и до седьмого он тянулся на тоненьких тройках, выставляемых ему из жалости.

А накануне экзаменов из Таганрога приехала по направлению новая учительница, выпускница таганрогского педучилища. Она рассказывала пацанам о прекрасном и тёплом Азовском море и о том, что в городе Таганроге открыта мореходная штурманская школа, в которую берут преимущественно безотцовщину. И что там пацанов одевают в морскую форму и бесплатно кормят аж три раза в день!

После её развращающих душу рассказов все пацаны от третьего до седьмого класса, не дожидаясь свидетельства об окончании семилетки, рванули в бега, в этот сказочный город у моря – в Таганрог, в «моряки».

Они, как Михайло Ломоносов, шли пешком в самделишных лаптях до ближайшей станции, где их хватали дяди в синих фуражках и, после мытарств по клоповникам в КПЗ, – водворяли на любимую родину.

Одному из беглецов – Эдику Ростоцкому повезло дважды: он проскочил все «легавские» кордоны, имея за пазухой «Свидоцтво» об окончании семилетки. На крышах вагонов (там располагалась половина пассажиров от общего числа) и на товарняках, с головокружением от голода, он добрался до Таганрога и был принят в мореходку с «колом» по математике. Начальник мореходки Леонид Ошанин, капитан дальнего плавания, дважды тонувший в Северных конвоях, относился к пацанам – детям войны с пониманием: принимал кандидатами лишних полтора десятка пацанов, не прошедших конкурс (четыре человека на одно место!) с одним условием: «Моряку нужна математика. Пересдашь через месяц – будешь учиться. Нет, – извини, отчислим!»

Надо ли говорить с каким упорством и рвением учились пацаны…

Ростоцкий, после окончания мореходки с отличием, получил право выбора места назначения и выбрал загадочный и старинный город Калининград, ещё недавно бывший немецким Кёнигсбергом.

Он прошёл обычный путь от третьего помощника до капитана среднего рыболовного траулера, но вот перевод на новые, крупнотоннажные траулеры-заводы типа БМРТ или «Тропик» капитаном ему не светил. Нужно было вступать в партию. Грехов за ним не водилось, планы он перевыполнял, и этого было достаточно для парткома, чтобы принять его в КПСС.

И с этого момента и начинается предмет нашего повествования.

На бюро парткома, когда Эдуарда Ростоцкого принимали из кандидатов в члены партии, одна въедливая дама (кстати, начальник ЖКО Базы Тралфлота) по фамилии Полякова заартачилась: «У меня есть серьёзная претензия к нашему кандидату: морально-бытовая сторона его жизни». И – к нему: «Вам 28 лет, а вы, извините, холостяк… И у нас создаётся впечатление о беспорядочной личной жизни, ведь вы уже дважды имели приводы в милицию за дебоши в ресторане с участием девиц лёгкого поведения… Коммуниста отличает, прежде всего, крепкая и здоровая советская семья! У вас что, нет невесты, у такого красавца? Или вас вполне устраивают случайные связи с девицами лёгкого поведения, падкими до ваших денег?»

Ростоцкий лихорадочно искал ответ… И вдруг – это момент! – его осенило: