Триумф безголовых

Вот так помимо награды от генерала Брасса за отвоеванное золото ван Бьеру достался еще один щедрый подарок. После чего наемник стал просаживать и пропивать свой гонорар в «Садах Экларии». Ну а я получил койку в казарме для слуг, ежедневный паек и поступил в распоряжение местного эконома. Который тут же завалил меня грязной работой невзирая на то, чьим братом я являлся. Подозреваю, что это даже делалось по приказу Каймины, решившей не давать мне спуску. Хотя с другой стороны оно и к лучшему. Так у меня не оставалось времени скучать по кригарийцу – все еще моему единственному другу, даже несмотря на то, что именно он и сплавил меня в этот гадюшник.

Впрочем, покамест Баррелий никуда не исчезал. И мы виделись с ним в борделе, куда он, получив скидку, стал частенько наведываться.

– Как долго ты еще пробудешь в Тандерстаде? – спросил я у него во время нашей очередной встречи у кабинета Моржихи.

– Трудно сказать. – Он пожал плечами. – Хотел погостить в столице еще немного, да податься на юг помахать мечом под знаменами генерала Брасса, чей легион держит оборону под Хорнтоном. Но позавчера мне прислали распоряжение из дворцовой канцелярии, чтобы я оставался в столице. Говорят, что тетрарх хочет лично отблагодарить меня за то золото.

– Ух ты! Какая высокая честь! – не наигранно восхитился я. – И когда Вальтар тебя примет?

– Этого мне не сказали. Велели сидеть и ждать дальнейших приказов. Вот я сижу и жду. Ну или, вернее, сижу, лежу и занимаюсь другими приятными вещами, раз уж сам Великий сир выписал мне увольнительную… А ты чего такой смурной? Я думал, встреча с сестрой сделает тебя по-настоящему счастливым.

– Зря ты так думал, – вновь скуксился я. – Ты же сам спровадил меня в этот вертеп. И теперь я разжалован из твоего оруженосца в уборщика ночных горшков и грязного белья. А знаешь, сколько в «Садах Экларии» ночных горшков? Больше двух сотен!

– О-го-го! – Монах поцокал языком. – Да их тут целый легион, а я, получается, отвлекаю тебя от службы… Но работенка и вправду не сахар, с этим не спорю. Странно, но я был уверен, что тебя сделают местным счетоводом или писарем. Ты ведь обучен и грамоте, и счету, и твоя сестра здесь не последний человек.

– Грамотных тут без меня хватает, – отмахнулся я. – Деньги все считать умеют, даже простые служанки, не говоря о… непростых. А Каймина нарочно отправила меня на горшочную каторгу – небось, припомнила, как в детстве я дергал ее за косы, вот и отыгрывается… – И не выдержав, взмолился: – Слушай, забери меня отсюда, а? Пожалуйста! Раз я и впрямь такой умный и трудолюбивый, как ты сказал Каймине, почему бы мне и дальше не таскать твою тележку, не готовить еду и не стирать твою одежду? А здесь мне запрещено и меч носить, и обливаться холодной водой по утрам, как ты велел мне делать. Да от такой жизни я через месяц зачахну и повешусь, вот увидишь!

Баррелий скрестил руки на груди и, привалившись к колонне, задумчиво нахмурился. Я смекнул, что нащупал-таки в его чувствах слабину. После чего изобразил на лице такую вселенскую скорбь, от которой, небось, заплакали бы даже каменные статуи.

Кригариец терпеть не мог нытиков, но он знал, что на самом деле я не такой. Мы с ним прошли через столько передряг, я скрипел зубами, но выполнял все его приказы (ну или почти все) и не жаловался на судьбу. Вот и сейчас он понимал: если я впал в отчаянье, значит на то действительно имелась веская причина.

– Есть у меня одна идея насчет тебя, – наконец заговорил он. – Я тут намедни узнал, что «Сады Экларии» могут выделять посещающим их гостям столицы провожатого и носильщика из числа слуг. Я в столице гость, и провожатый мне бы не помешал. А тем более такой, который умеет читать и писать. Что на это скажешь? Мне пойти и попросить себе помощника, пока я трачу здесь деньги, или желаешь остаться при своих драгоценных горшках?..

Надо ли уточнять, что сегодня кригариец ушел из борделя не один? А я семенил за ним с таким гордым видом, будто мы отвоевали у врагов еще один обоз с золотом.

О грязной работе можно было временно забыть, благо Каймину не волновало, где я шастаю целыми днями. И вообще, у нее свалился бы с души тяжкий камень, сбеги я из борделя в неизвестном направлении. Как я уже отмечал, у сестры давным-давно была своя жизнь, и забота обо мне не входила в ее планы на будущее.

Каймина сочла исполненным свой долг перед братом, дав мне пищу и кров. С одной стороны меня коробило такое ее отношение. Но с другой стороны за минувший год я стал вполне самостоятельным, и чрезмерная опека бесила бы меня куда больше.

Вот Баррелий с моей точки зрения все делал правильно. Его забота обо мне ограничивалась тем, что он соглашался терпеть мое общество. А терпел он меня лишь потому что я ничего от него не требовал.

Я вел себя почти как верный пес: ни на что не жаловался, держался рядом и был готов по первой же команде принести хозяину сапоги. От пса меня отличало лишь одно – я много болтал. Но кригарийца это не раздражало, потому что команду «Заткнись!» я тоже выполнял беспрекословно.