– Завтра, обещаю, – ответил ван Бьер на мой вопрос, когда же я увижусь с другими кригарийцами. – Сегодня братья отсыпаются с дороги, а вчера вечером мы вдобавок недурно покутили. Так недурно, что у меня даже нет сил заглянуть к Моржихе. Поэтому вот что сделаем: айда к Фельге в «Охрипшую ворону». Я там похмелюсь, а ты поскрипишь пером и заработаешь себе пяток цанов на сладости. Как тебе идея?
Я показал ему большой палец, поскольку был готов на все, лишь бы убраться из постылого борделя.
Бывало, что слова Баррелия расходились с делом, но не тогда, когда ему хотелось выпить. Вот только спокойного опохмела у него в тот вечер не получилось. Едва он собрался осушить третью кружку пива, как вдруг к нему подскочил я и огорошил известием, что один негодяй пытается его отравить…
…Обыскав мертвеца, ван Бьер не нашел ничего, что пролило бы свет на человека с ядом или его нанимателя. Единственной обнаруженной монахом уликой было отсутствие у убийцы языка. Это выдавало в нем гариба – служившего Вездесущим, нашего земляка-оринлендера. Маленький арбалет таковой уликой не являлся, хоть и был типично шпионским оружием. Просто купить его в столице не составляло большой проблемы, даже несмотря на дороговизну. А тот, кто мог позволить себе купить яд, вряд ли принадлежал к числу бедных.
– Возьми – авось пригодится, – велел кригариец, протягивая мне арбалет и колчанчик со стрелами. – Только не взводи без приказа. У этих игрушек слабенький спуск. Не хватало еще, чтобы ты продырявил мне спину или что-нибудь помягче.
С арбалетом я ощутил себя немного увереннее. Чего нельзя сказать о Баррелии. Но он хмурился не потому, что я был для него неважным соратником, даром что вооруженным. Просто даже мне, глупцу, было ясно: назревали крупные неприятности. И кригариец, привыкший смотреть врагам в лицо на поле брани, пока и близко не представлял, кто и откуда нанесет ему следующий удар.
До «Конца всех дорог» мы добрались быстрым шагом. Вернее, это Баррелий шагал, а мне приходилось за ним бежать. Еще на подходе к постоялому двору стало очевидно, что жизнь в нем идет своим чередом и никакой заварухи там не было. А без нее не обошлось бы, нагрянь враг в гости сразу к четырем кригарийцам.
Но ван Бьера это не успокоило даже несмотря на то, что в их окне брезжил свет. Зажженные светильники показывали, что монахи выспались, но не отправились похмеляться, а почему-то отсиживались в комнате.
Вряд ли нас поджидала засада. Те, кто хотел отравить Баррелия, наверняка еще не знали, что их гариб провалил задание. И все же монах не стал заходить в трактир, а сразу направился в двухэтажную гостиницу, куда можно было попасть только со двора.
Двери всех комнат на втором этаже гостиницы выходили на дощатую галерею, чья лестница спускалась прямо к конюшне. Этим путем мы с ван Бьером и добрались до цели.
На стук никто не открыл. В комнате стояла гробовая тишина. Оттуда не доносились ни голоса, ни шаги, ни скрип половиц. Баррелий толкнул дверь – она была заперта. Я не стал интересоваться, могли ли его братья уйти, не погасив светильники. Разумеется, кригарийцы не оставили бы в помещении огонь без надзора. Да и жечь понапрасну ламповое масло было слишком расточительно.
– Что-то не в порядке, – пробормотал монах, оглядывая с галереи неосвещенный двор. – Есть кто внутри или нет, но я должен туда попасть.
– Будешь выламывать дверь? – спросил я. Заведение было из разряда недорогих, и замки на дверях гостевых комнат не стояли. Вместо этого постояльцы запирали снаружи обычные засовы, для чего им выдавался хитровыгнутый ключ. Только он мог пролезть в оставленную для него прорезь и подцепить на засове особые выступы.
– Это ни к чему. Я платил за комнату, а значит я тоже в ней живу, – пояснил ван Бьер. После чего достал из-за голенища сапога дверную открывалку, вставил ее в щель, пошевелил туда-сюда и, сдвинув засов, получил доступ в жилище братьев.
– Хвала Громовержцу – тут никого нет! – облегченно выдохнул я, увидев, что внутри пусто. Пока дверь была закрыта, я так боялся, что комната окажется завалена трупами, что аж взмок. Но страхи не сбылись. Ни мертвецов, ни следов крови не наблюдалось, а те немногие вещи, что тут были, лежали не потревоженными.
– Погоди радоваться, – ответил Баррелий, держа ладонь на рукояти «эфимца». – Не вздумай ничего трогать. Стой там, где стоишь, и поглядывай во двор. Заметишь кого-нибудь – дай знать.
Обойдя комнату он заглянул под кровати, приподнял на них соломенные тюфяки, осмотрел все углы, и в конце концов остановился возле кадушки с водой. Присев на корточки, монах дотронулся до пола пальцем, который затем понюхал. Снова дотронулся и понюхал. Затем еще раз осмотрелся. И лишь потом заключил:
– Недавно тут разлили воду. Разлили и вытерли. Хм…
– И что с того? – спросил я, не забывая выглядывать в приоткрытую дверь. – Вы же с братьями пьянствовали до рассвета, вот они и хлебали сегодня воду как лошади. Один раз уронили ковш на пол – с кем не бывает?