Она научилась этому в Кеннебеке, у голландцев. Это был особый секрет, о котором когда-то знал отец д'Оржеваль, и который он унес с собой с могилу. И вот старый Петер Богган рассказал ей, что зеленые свечи изготовлялись при помощи ягод кустарника, название которого — воксберри. Она удивлялась, почему не спросила его об этом раньше. Старый Жозуа, хоть и был англичанином, но тоже разбирался в секретах растений, словно индеец. Еще ребенком, странствуя с людьми из Мейфловера, он видел, как в первую зиму погибло более двух третей колонистов. И необходимость заставила его узнать все об окружающей природе.
Он не скрыл, что именно он, много лет назад, научил приготовлять зеленые свечи иезуита из Норриджвука, отца д'Оржеваля, потому что у того были проблемы с освещением на службах.
— Он выходил оттуда, — сказал он, указывая на тропинку, вьющуюся через лес. — Меня никогда не пугали ни Черные Сутаны, ни французы.
— Что он у вас покупал?
— Всего понемногу: гвозди, покрывала, пшеничный хлеб. Он говорил на разных языках, даже на индейских. Иногда, он заходил ко мне в домик и улыбался. Я не могу сказать, что это была за улыбка… он словно радовался тому, что мы сообщники… но в чем?
— Мы говорим об одном человеке? Он знал, что вы — англичанин?
Старый Жозуа, казалось, не догадывался, что его посетитель в сутане был известен как истребитель англичан. Он принимал его с простотой переселенцев из Мейфловера, группа которых, пройдя через Лейден в Голландию, сумела смягчить суровость первых реформистов и сохранила в сердцах и обычаях только мягкость евангелических заповедей.
Открытие этого секрета зеленых свечей оставило в ее душе смешанное чувство. Все, что было связано с этим врагом, ей казалось ложным. У нее было чувство, что «событиям не следовало бы проходить именно так». Однако, когда она зажгла одну из этих свечей в серебряном подсвечнике, она не смогла воспротивиться мимолетному ощущению реванша и успокоения при мысли, что его уже не существует в этом мире.
Немного спустя после первой годовщины со дня рождения, близнецы сделали свои первые шаги под гром аплодисментов и смеха жителей форта. Несколько позже смех приумолк, потому что дети стали ползать по дому, с трудом преодолевая лестницы, коридоры и переходы, заглядывая в каждую дверь и везде оставляя следы зубов, которые не замедлили у них появиться. Сиделки и кормилицы, кухарки и швеи стали просить защиты у мужчин.
Молочные братья и сестры близнецов также подрастали, так что вскоре они образовали целую толпу.
После отъезда Онорины старшим стал Шарль-Анри. На него очень рассчитывали, потому что он был внимателен, полон нежности и преданности по отношению к Раймону-Роже и Глориандре. А те тоже не могли обойтись без него.
Онорина обрадовалась бы при виде того, как волосы Раймона-Роже превращаются в густые локоны, светлые с рыжеватым отливом.
Глориандра была черноволосой, ее шевелюра доходила ей до плеч. Она была похожа на маленькую куклу с ангельскими глазами. Все заметили, что она своенравна, но никогда не впадает в гнев. И несмотря на крошечные детские платьица — очень активна.
Но все эти черты характера проявились постепенно. Анжелика утверждала, что поскольку ей не противоречили и позволяли делать все, что ей захочется, она не имела возможности проявить свою индивидуальность. Она была немного таинственным и загадочным ребенком.
Часто Анжелика брала ее на руки и тихо разговаривала с ней, глядя в ее голубые глаза, но никогда ей не удавалось догадаться, о чем думает ее дочь.
— Как ты красива! — шептала она, прижимая ее к себе и целуя круглую свежую щечку.
Ребенок улыбался. Счастье исходило от нее, счастье и спокойствие, и Анжелике не нужно было в этом сомневаться. Она приходила в восторг при мысли, что произвела на свет счастливого ребенка.
В другие моменты, вспоминая об их рождении, вспоминая, что они были обречены, слыша вой прибрежных волков, которые приблизились к Салему в ту ночь, словно празднуя торжества призраков, она переживала заново свои ощущения того времени. Глядя на Глориандру, она спрашивала себя, что тревожило ее в этой маленькой девочке, такой живой и послушной на первый взгляд. Ей казалось, что она еще не совсем «находится здесь». Она вздрагивала и сжимала сильнее, охваченная предчувствием.
— Не уходи. Останься с нами.
Она заметила, что Жоффрей также испытывал похожее чувство. Но он не беспокоился. Он находил нормальным, что ребенок, родившийся при таких страшных и жестоких обстоятельствах, не решался полностью отдаться земной жизни. Он улыбался ей с любовью, он брал ее на руки, где она выглядела как игрушка, он уносил ее к себе в лабораторию и показывал всевозможные блестящие вещи, интересные формы, драгоценные камни, золото.
А те, кому был доверен присмотр за «маленькой принцессой» задавали себе гораздо меньше вопросов, чем ее родители. Здоровье ее было превосходным, и в некоторые моменты ее называли таким же «ужасным ребенком», как и ее братца.