– Я и думаю, – поощряюще согласился Солоненко. – А ваши позитивные предложения?
Не кинофильм, а видеофильм! Отпадает громоздкая аппаратура. Отпадает проблема проката. Умеючи даже сегодня нашим деятелям кино можно подсказать неплохой бизнес на видео. Как вариант: купил кассет в Гонконге по десять центов, записал на них свой фильм, продал здесь за пятьдесят. Для затравки на ту же кассету вторым номером, записать нечто эммануэльное – точно возьмут. А сколько копий есть возможность записать? Сколько угодно. А сколько по России пунктов проката? Сколько угодно. Вот и считайте… А Ленфильм – что ж, Ленфильм хиреет. «Изверг» закончил – о, праздник! Разок прокатали в Доме кино – о, праздник! Фильм, вы правы, средненький, но сам факт – отсняли, уложились, денег спонсор подкинул! О, праздник! Так несло Ломакина – он играл увлеченность, дабы не замечать продирающуюся сквозь фуршетников цербершу, жестикулирующую, беззвучно артикулирующую, губы дудочкой. Чего надо-то?!
Знал он, чего ей надо, но пусть погодит, не видит, что ли, занят Ломакин, увлечен, не до пустяков.
Для кого пустяк, а для кого важняк.
– Ключик! – продралась церберша. Пожалуйста. Меня же съедят, меня уже съели!
– Разумно! – сказал Солоненко. – Между прочим, наша фирма тоже была одним из спонсоров «Изверга». Внесли, так сказать, лепту.
– Выгадали? – отвлекал Ломакин деловаров, выискивая по карманам проклятущий ключ. – Много наварили?
– Разве дело в наваре! – неприкрытая ирония, однако не совсем ясно, к кому обращена: к нищим киношникам – что с них сжулить, к бизнесмену, то бишь к себе – поигрался в мецената, к Ломакину, роющемуся в карманных глубинах… – Если не в минусе, если хотя бы по нулям, то – выгадали.
Где же чертов ключик?!
А на Западе кино по-прежнему рентабельно! – не кто-нибудь, но сам господин Ровинский заявляет, не как-нибудь, но авторитетно заявляет.
Где! Ключ!
Запад есть Запад, Восток есть Восток… – дежурно посетовал Ломакин, для поддержки разговора.
Ключ, блин! Ты где?!
Ключ – вот. Выпал на пол звуком блин-н-н!
И кто-то мимоходом задел его носком модельной туфельки, скользяще зафутболив куда подальше, в толчею, даже не заметив, даже не запнувшись.
Ломакин тупо уставился в пол – только-только тут был!
Церберша сориентировалась мгновенно, расталкивая тусовку, устремилась за блесной.
Ломакин тупо смотрел в пол, не торопясь поднять глаза. Стало жарко.
– Упало? – преувеличенно обеспокоился Солоненко.
– Да так… Неважно… – преувеличенно успокоил Ломакин и, вроде бы смиряясь с очередной, неразгаданной тайной природы, пожал плечами: – Упало и пропало, х-ха!
– Черная магия! – гадко сказал гадкий мальчик.
Антонина (да, она – подлинная черная магия… черная – и магия) надменно раздавила гадкого мальчика взглядом и повертела в пальцах тонкую длинномерную сигарету: догадается, хоть кто огня поднести?
Солоненко догадался, клацнул бензиновой допотопщиной с откидной крышкой (последний крик дуры-моды).
Огонек завораживает. Дама, прикуривающая от огонька, завораживает. Такая дама, как Антонина, завораживает, даже не прикуривая, просто сама по себе. Особенно если выдается повод жадно и пристально глазеть на нее без риска быть обвиненным в нескромности. Повод выдался. Замечено: когда прикуривает дама, джентльмены замирают, следя за процессом. Забывают, о чем, собственно, они до того говорили.
– Да! – очнулся Солоненко. – О чем, собственно, мы говорили?…
– У него упало! – напомнил гадкий мальчик.
– Нет. А! Так вот, кино! Виктор…
– Виктор, – этого достаточно, – промодулировал Ломакин. Ну их к бесу, непременные вопросы типа Алескерович? Это кто же вы? Татарин? Мать? Отец? Для первого знакомства достаточно Виктора. (Да-да, чем знакомство тесней, тем со временем ясней: Ломакин – правая рука азербайджанской мафии! Кем же ему еще быть!). Он же не спрашивает: «А ваша дама… дама, которая с вами… она – не эфиопка? Или отдаленная пушкинская ветвь? Или папашка в брачную ночь чернил хлебнул, перепутав?» Так что, – Виктор.
– Вы очень интересно рассуждали, Виктор… – поставил отметку Солоненко…
Нич-чего интересного! Не ври, филин-колобок!
… а если бы вам вдруг предоставилась возможность воплотить? Вот все, о чем вы рассуждали?
– Х-ха! Деньги! – будто о Луне с неба сказал Ломакин, и внутри – екнуло. Так не бывает!
– Деньги будут. Деньги есть. И деньги, и аппаратура, и… что там еще нужно?
– Много чего нужно, – закруглил беседу Ломакин безысходной ноткой, мол, почесали языком и ладно. Кто даст?
– Я – немигающе, испытующе сказал филин.
– За «так»?
– Почему же за «так»? Отдельный разговор.
– У вас есть лишние и такие деньги?
– Не лишние, но такие. Есть.
Солоненко изучающе не сводил глаз. А гадкий мальчик Ровинский цокнул языком: кто-то сомневается?!
Ломакин боковым зрением усек движение век Антонины, – веки опустились, секундной паузой подтверждая: есть.
– Непосредственно у вас? – длил диалог Ломакин, чтобы соблюсти реноме. Подпрыгнешь, заорешь «Да!!!» – и нету реноме. Несолидно.
– У фирмы «Аура плюс».