Трюкач

После затяжной паузы Ломакин угадал резкое вихревое движение – видеть не видел, но угадал: «Петр-первый» в полном соответствии с киношными образчиками небось стволом водит – полуприсев, сжав обеими руками, ловя на мушку… пустоту.

Пустоту, пустоту! Нет никого!

Впрочем, замкнутое пространство само по себе демаскирует: как бы удачно ни спрятался, ищущий найдет, если знает – есть тут, есть, но спрятался. Даже при полной неподвижности, даже не дыша – ты есть. Флюиды.

Но где ты есть, мастер?!

У противоположной окнам стены, вправо от двери, стоял шкаф. Тот самый; чуть сдвинутый. С правой стороны этого шкафа, в углу, образованном стеною и шкафом, стоял Ломакин. И стоял ужасно странно, – неподвижно, вытянувшись, наложив ладони на заднюю крышку шкафа, приподняв голову и плотно прижавшись затылком к стене, в самом углу, казалось желая весь стушеваться и спрятаться. По всем признакам, он прятался, но как-то нельзя было поверить. И правильно! Он не прятался, он засел в засаду… если эту позу можно характеризовать как «засел».

Если бы «Петр-первый» предпочитал книжки на досуге читать, а не видик смотреть, то мог бы и ЗА шкаф сунуться, стволом проверить – кто тут у нас? А у нас тут фигура – точно окаменевшая или восковая, бледность лица ее неестественная, черные глаза совсем неподвижны и глядят в какую-то точку в пространстве! Что бы тогда оставалось делать Ломакину? За палец укусить непрошеного гостя? Да? А тот вне себя три раза из всей силы ударит револьвером по голове припавшего к нему «Мерджаняна» – и, кстати, обнаружит: не Мерджанян это вовсе! Так что нельзя показываться на глаза…

«Петр-первый» все-таки предпочитал не книжки, а видик. Потому вместительный шкаф был им воспринят как вместилище тела, ошалевшего от жути, дрожащего тела. Эка! В шкаф забрался, клиент! А выступал-то по телефону, выступал-то!

Ломакин прошершавил ладонью по крышке: ага, здесь я, внутри. (По такому шороху не определить – внутри или снаружи. Ну разумеется, внутри! Книжек «Петр-первый» не читал, все больше – видик, видик…).

Ломакин мобилизовался, и…

… и «Петр-первый» предсказуемо прыгнул к шкафу. Наверное, нацелил ствол. Только не выстрели сгоряча, придурок! Пуля насквозь прошьет и дверцы, и заднюю крышку, и… Ломакина.

Не выстрелил. «Мерджанян» нужен «петрыэлтерам» до смерти напуганный, но, хм, живой!

… и «Петр-первый», наверное, издевательски усмехаясь, взялся за створки шкафа, не выпуская ствола, но вынужденно ослабив хватку, – дернул обе створки на себя!

… и Ломакин разжал пружины мускулов, распрямив руки на полный рычаг.

Шкаф с каким-то древним взвоем, на манер ти-рекса из «Юрасик-парка», пал «фасадом» на пол и накрыл-сожрал «Петра-первого». Пуст был шкаф, голоден…

Ломакин прыгнул сверху, добавив тяжести. Был риск, что поглощенный гость начнет беспорядочно расходовать обойму, вдруг очутившись в «гробу». Не начнет. Ствол не удержался, вылетел, со свербящим звуком нырнул под топчан.

Ломакин выждал с минуту, пока не уляжется пыль, пока не стихнут басовые волны, теребящие селезенку. Ломакин обсмотрел, не прищемило ли гостю что-нибудь жизненно важное. Нет, не прищемило. Иначе писк стоял бы еще тот!

Писка не было. Попавшийся «Петр-первый», вероятно, был оглушен, в беспамятстве. Ну-ну, полежи, парнишка, не рыпайся до поры!

Ломакин сдвинул топчан. Нащупал ствол. Да-а… Это вам не пугач-»поверлайн»! Это… ну-ка, ну-ка… «вальтер». Кажись, П-38. Сцепленный затвор, рассчитанный на патрон 9 мм. Курок расположен открыто, но перед первым выстрелом его можно не взводить – ударно-спусковой механизм самовзводный. Так называемый «офицерский». Немцы вооружали этими «вальтерами» прежде всего офицерский состав. А нынче поисковики-навозники, мародеры, роясь в сегодняшнем окаменевшем говне по местам прежних боев, откапывают и пускают в дело. Огнестрельного добра в земле – избыток. Отмочил в керосине, вычистил, смазал – еще послужит. Как новенький.

Э-э, нет. Не как новенький. Просто новенький. «Вальтер», да, но более тупорыл, чем П-38. Пожалуй, это – П-88. Ну да, съемный магазин, двухрядное расположение патронов – пятнадцать штучек. Однако П-88 никоим образом не мог погрязнуть в питерских болотах, чтоб его нашли через полвека. Ибо П-88 только с середины восьмидесятых стал производиться. Свеженький ствол. Откуда? И что за свеженьким стволом уже числится? И не глупо ли присваивать оружие-трофей? Глупо, глупо. Но очень хочется. Пригодится, учитывая события истекших суток. Надо лишь бумаженцию накропать: мною, таким-то и таким-то, на скамеечке в Летнем саду обнаружен пистолет; будучи законопослушным гражданином, добровольно сдаю находку правоохранительным органам. То на случай внезапной проверки, какого-нибудь общегородского «Сигнала». Вот шел сдавать… Дата? Ах, дата нужна? Дык… сегодняшняя дата! Как я проморгал, не поставил!