Трюкач

Вот и расстались они со старым папой О. Конечно он сожалел, но… – просто возникла необходимость. Осознанная. Сестры-то по простоте душевной могли подписать протокол: «с моих слов записано верно» – и тогда… Нет, до протокола дело не дошло – и не дойдет, ибо старый папа О чуткий и опытный. Однако (и потому-то) лучше распрощаться. Молча. Подробности письмом. Только адрес неизвестен. Адрес старого папы О.

А сестры Ким наконец-то обрели адрес. Общежитие. Город. И они в нем – одни…

3

… И были они – одно. Само собой, их путали. Но недолго. Только пока сестры Ким были неразлучны – то есть до суда над Анной Ким, статья 106, срок три года.

– Ну, Ким! Не знаешь, что ли?!

– Которая?

– Ну та, которая Стасика Ли перешибла. Таэквондо-каратэ. Которая теперь с группой в зале работает.

– Да они обе в зал ходят! И она, и эта, которая у Наджафа в «Востоке» выделывается. Ну, которая варьете.

– Ну да, они и в «Восток» обе ходят…

Искусство – работа – балет.

Аня: искусство таэквондо в спорткомплексе, где до нее пижонил Стасик Ли. Такая работа…

Яна: балет таэквондо на «пятачке» варьете, повергая мужчин в прах морально и физически. Такая работа…

«Работа есть работа, работа есть всегда. Хватило б только пота…».

– Слышь, а их кто-нибудь трахает?

– Эта… которая стенки прошибает, сама кого угодно! Если захочет.

– А другую?

– Да та вообще… То ли больная, то ли что…

– А выделывается, как здоровенькая!

Горький удел мужиков-пускающих слюни, разряжающихся в трепе. Уж очень они, сестрички, лакомы: один к одному – Сингапур, Тайвань, «видик». Да, вот такие неправдоподобно изящные огромноглазые азиатки, которых не бывает в жизни, только в кино!

Впрочем, хотя сестры Ким – в жизни, а не только в кино, нисколько не приближает. Единственный контакт – рискните, мужички… или слабо?! – фул-контакт в спарринге с этой… которая стенку способна прошибить. Спаси и сохрани кого угодно от подобного контакта. Слишком ощутимо защитное поле сестер Ким – отталкивающее, отшвыривающее. Чем же их так мужички достали?! Э-эх, рискнуть бы!

Риск – благородное дело. Но явно будет неблагодарным. Что мужичкам остается? Треп…

– Слышь, а они не лесбиянки?

– Они ж сестры!

– Ну и что?!

– А действительно! Во интересно, кто из них кого! И как!..

Никто. Никого. Никак. Не лесбиянки. Что и доказала Аня, когда они с Яной перестали быть неразлучны…

Анну Ким (статья 106, срок три года) готовы были полюбить в первые же дни пребывания здесь..

ЛОТОС – Люблю Одну Тебя Очень Сильно.

КЛЕН – Клянусь Любить Ее Навеки.

ЯХОНТ – Я Хочу Одну Навеки Тебя.

БОГИНЯ – Буду Одной Гордиться И Наслаждаться Я.

КЛОТ – Клянусь Любить Одну Тебя.

ЗМЕЯ – Зачем Мужчина, Есть Я.

Татуировка.

Женщины всегда готовы украсить себя хоть чем. Если нечем, то хоть татуировкой. А здесь – и нечем больше.

Здесь. Место лишения. Свободы.

Проволока по забору.

Аккуратные дорожки.

Серые платки, сапоги.

Белое на красном: «Нельзя жить в обществе и быть свободным от него». И трафаретный профиль.

Казарменные кровати, казарменная аккуратность. Ночь – страстные крики, чмоканья, хлюпанье. «Коблы» и «кобылки».

Семья – ячейка общества, в котором нельзя жить, в котором нельзя быть свободным.

Трафаретный профиль, вероятно, хотел сказать совсем другое, но по сути выразился именно так. И оказался прав. По сути.

«Кобел» – Лева. Амазонка. В девичестве – Алевтина? ЗМЕЯ – татуировка на бедре. И в самом деле, Зачем Мужчина, Есть Я, Лева. Что в прошлом? Баскетбол? Рост – два метра, телосложение атлета (не атлетки!), волосатые руки. Желание и умение подчинять.

– А кто к нам пришел! – хрипловатые басовые, так сказать, бывшее глубокое контральто. И предвкушающий прищур.

Лева – не единственный «кобел» в колонии, но единственный такой любвеобильный. Четыре «кобылки» стирают-убирают за «женихом» – Левой. В награду им – страстные ночи, знойные ночи. Сам милую, сам караю.

И новенькую тоже сам..

Помилуемся?

Нет. Да нет же!

Старый папа О учил… Эффектность и эффективность – не всегда одно и то же. Беготня по потолкам, сальто с финальной доводкой пяткой в шею, блокирующая рука в положении хики-тэ, то есть «заряженный арбалет»… Всего этого нельзя. Особенно учитывая причину попадания сюда. Только усугубишь.

А вот не шелохнуться, стоять как стояла, пусть на тебя и надвигается двухметровоцентнерная туша, и неуловимо ткнуть, уйдя от контакта. И чтобы никто ничего не понял.

Ни «кобел» – Лева, по-рыбьи шлепающий ртом и так же по-рыбьи бьющийся на поду. Ни многочисленные «невесты» Левы. Которые за любимого «жениха» могут накинуться всем скопом – и тогда уже не обойтись без беготни, сальто, блоков. А что за всем этим последует, ясно. Только усугубишь.

И потом – не спать, не спать, не спать. Ночью возможно все – и «темная», и шнур на горло. Днем тоже возможно все – и заточенная ложка, и кипяток в лицо, и… Возможно все.

Все и было. То есть попытки были. И каждый раз – избегать резких движении, не демонстрировать того, что могла бы продемонстрировать. И молчать, молчать, молчать. О чем говорить? И с кем?

– Она немая, да?

– Кладет она на нас просто, вот что! Немая, как же.

– Ух, я бы ей глазенки-то выцарапала!