— Спорное утверждение, — покашливая, замечает Ноа.
— Я знаю одно: у меня запасного варианта нет, и никогда не было. Вот о чем я говорю. Мне не светил диплом колледжа до того, как быть задрафтованным. У меня была семья, которой требовалась поддержка.
Рука, ласкающая мои волосы, снова застывает.
— Кстати, об этом. Пока ты был на встрече, Джет рассказал о вашем детстве с родителями.
Я стараюсь не напрягаться, но когда Ноа снова начинает массировать мне голову, понимаю, что не смогу.
— Многие дети растут в гораздо худших условиях, — отзываюсь я.
— Они оскорбляли тебя, ты был вынужден делить с двумя братьями комнатку размером с чулан. И, насколько я понимаю, каждое второе слово в словаре твоего отца — «пидор». А ты еще и платишь им за такое к себе отношение.
— Я не могу перестать посылать им деньги.
— Нет, можешь. Тебя задрафтовали, когда тебе было девятнадцать. Ты сказал, что посылаешь им восемь тысяч в месяц?
Я киваю:
— Они должны были половину оставлять себе, а половину делить между пятью детьми.
— Получается, с тех пор, как съехал, ты перевел им почти четыреста тысяч долларов.
— О-о, кто-то умеет считать?
Пальцы Ноа впиваются мне в ребра.
Я дергаюсь.
— Вот идиот.
— Двести тысяч поделить на пять, получается по сорок тысяч долларов каждому из твоих братьев и сестер. Неплохой фонд для учебы в колледже. Или первый взнос за квартиру для Шар…
Внутри закипает гнев.
— Я все понимаю, окей? Но мы не такие, как твоя семья. Мы не угрожаем лишением денег, чтобы добиться своего.
— Дело не в том, чтобы добиваться своего, — возражает Ноа. — Всю жизнь они обращались с тобой как с дерьмом, а теперь буквально вытирают о тебя ноги. Ты им ничего не должен.
— Я должен своим братьям и сестрам. Джет прав, я бросил их на произвол судьбы. Но как мне все исправить? Если перестану посылать деньги, дети вообще ничего не получат.
— Они и так ничего не получают. По словам Джета, ваши родители каждый день пропадают на ипподроме. Они отказались от тебя, но ты не хочешь поступать с ними так же, хотя они бросают твои деньги на ветер. Что если ты создашь трастовые фонды для мелких? А Шар, поскольку вы возобновили общение, можно посылать деньги напрямую. Ну а если ты все-таки хочешь продолжать содержать родителей, скажи им, что придется довольствоваться половиной обычной суммы, что, кстати, все еще довольно солидно для людей, живущих в глуши и без работы.
— Откуда ты знаешь, что значит солидная сумма для таких людей, как мы?
— Средний доход семьи в Теннесси составляет сорок семь тысяч в год. Ты даешь своей вдвое больше.
— Откуда ты…?
— Я специалист по стратегиям в штабе человека, который через два года будет баллотироваться в президенты. Мне известна статистика по большинству штатов. Вопреки тому, как я себя веду, я хорош в своем деле… когда им занимаюсь.
— Впечатляет.
— Это твои деньги, но мне ненавистна мысль, что семья тобой пользуется.
Я провожу ладонью по руке Ноа.
— Поинтересуюсь насчет трастовых фондов. Если воспользуюсь твоей идеей, больше не придется беспокоиться об увеличении дохода. Хотелось бы, конечно, взять и раздать детям по отдельной сумме денег, но, учитывая, насколько неопределенно мое будущее, я не могу этого сделать.
Ноа сверлит меня изучающим сине-зеленым взглядом, и я практически слышу его мысли. Он задается вопросом, последую ли я его совету.
— Обещаю. — Я снова трусь головой о колени Ноа, так как его массаж почти сошел на нет.
— Мы уже можем пойти в кровать? Пожалуйста? — спрашивает Ноа. — Уже целых десять минут твоя голова прижимается к моему члену. Я скоро взорвусь.
— Мне снова позволено остаться в твоей постели? — спрашиваю я.
— Только если ты в ней сначала меня трахнешь.
Последние две ночи я все ждал, когда Ноа выставит меня из своей спальни, и, к собственному удивлению, продолжал просыпаться с ним рядом. Даже не помню, когда в последний раз так хорошо спал. А еще я никогда не ненавидел тренировки так, как сейчас. Я пропускал их целых два дня, что означает, больше нет оправданий на завтра. Но оторваться от Ноа будет чертовски трудно.
Я слезаю с него и протягиваю руку.
— Знаешь, в чем еще плюс работы в Чикаго?
Ноа тащит меня к лестнице.
— Разводные мосты?
— Я, вообще-то, думал о том, что туда всего два часа лету из Нью-Йорка.
Ноа замирает на середине шага. Я уже хочу дать задний ход, понимая, что явно пересек черту. Даже если это больно.
Но вместо того чтобы устроить разнос за даже условное предположение о каком-либо совместном будущем, Ноа улыбается.
— Я это учту. Если когда-нибудь дойду до такой степени отчаяния.
Я хихикаю.
— Ух ты. Может, сегодня я не стану тебя трахать. Как погляжу, двух дней секса было достаточно, чтобы заставить тебя забыть, какими долгими и мучительными были последние две недели без меня.
— Ты и этих двух недель не выдержал.
— О, я все еще в игре. И мог бы продержаться без секса гораздо дольше, чем ты.
— Ты забываешь, что я прожил без него двадцать три года. Так что вернуться к воздержанию будет нетрудно.
— Уверен? — Ноа выжидающе смотрит, и мне становится очевидно, что, скорее всего, уступлю именно я. Не могу насытиться этим парнем.