Трисвечница

– Да уж, любят, любят христианочки у Петриных собираться. Особо когда к ним старец Григорий Томин приходит. Молитвенник, прозорливец. Его так уважают, так почитают, что зовут, как священника: отец Григорий. У него с Анной такой случай был. Прознав, что христианочки Анну почитают, назвал он ее при них воровкой, а потом приказал: «Не пой с ними песен. Лезь под лавку и лежи там».

Она и залезла, а старец сел на эту лавку и стал ее ногой толкать. «Это какие же тяжкие грехи Анна наделала, коли отец Григорий с ней так обращается?» – говорили между собой собравшиеся у Петриных христианочки.

– А и впрямь: за какие грехи он так с ней поступил? – всполошилась маменька.

– Смирению учил. Тщеславие от нее отгонял, – сухо ответил старец.

– Разве худо, когда люди праведника не обижают, а уважают, не злословят, а добрым словом поминают?

– Да что ж ты не вразумишься никак? – возвысил голос Василий Афанасьевич, нахмурив свои красивые брови. – Я уж говорил про это… Про мирскую похвалу. Это ведь награда от мира сего – похвала людская. А Христос сказал, чтобы мы не творили милостыни пред людьми так, чтобы нас примечали. Иначе не будет нам награды от Отца Небесного. Тот, кто на земле награду получает, тот на небесах может ее лишиться. Вот…

Маменька смутилась, зарделась, а потом опять за свое:

– Погоди, Василий, а как же слова Христовы: «Да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного»?

А Григорий праведницу под лавку загнал, да еще ногой наподдал! Видано ли такое дело?

– Кх-м… Ты, Акулина, чего-то не того… Не того чего-то… Христос сказал, чтобы за добрые дела люди славили не человека, пускай и доброго, а Бога, Который помогает человеку добро делать. А если славят человека, тогда зачем их делать-то, дела добрые? Они хороши, когда ради Христа делаются, а когда ради себя, то, может, лучше их и вовсе не делать? Ведь спросится на Суде Божием за самоугодие. Строго спросится.

Эхе-хе… Старец Григорий Анну Петри-ну под лавку загнал… А смирение, душу спасающее, откуда берется? Из-под лавки! Из послушания. Анна, слушаясь старцев, не просто так юродствует. Она, смиряясь, сама спасается и других спасает. Вот, к примеру, на свадьбах пьяной притворяется. А для чего? Совесть Анна расшевеливает у тех, кто на свадьбах пьет да буянит. А бывает, она пьяной притворится да под лавку заберется. Лежит там и молится, чтоб на свадьбе меньше пили и буянили, и опять же, чтоб у людей непотребных совесть расшевелить. И сколько случаев было, когда пьяницы-дебоширы вразумлялись и в церковь начинали ходить, грехи замаливать. А что про нее скажут, про то Анна не думает.

Конечное дело, люди хотят, чтобы их добрым словом поминали, чтоб, понимаешь, похвалили… А юродивые бегут от похвалы. Христос в Своей земной жизни что претерпел? Насмешки, побои да мученическую смерть. И юродивые по Христовым стопочкам идут… Так что, Акулина Трифоновна, не ищи славы, но и не скорби, когда тебя обесславят. Всему радуйся, за все Бога благодари.

– Так только праведники поступать могут, – грустно-задумчиво сказала маменька, а потом продолжила: – А я что? Живу, копаюсь в огороде, как жук навозный.

– Знаешь что, Акулина, подай-ка мне Новый Завет.

Маменька достала книгу с полки и подала. Василий Афанасьевич нашел в ней нужную главу и крякнул:

– Кх-м… Ты вот чего… Делаешь добро странникам, кормишь их. Слыхал я, что ты больным помогаешь. Ну и хватит с тебя. Вот послушай-ка Христовы слова: «Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне». Тогда праведники скажут Ему в ответ: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?» И Царь скажет им в ответ: «Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».

Маменька, слушая Карпуню-книгочея, всплакнула. Плакала неслышно, не утирая теплых, милых слезинок. А старец вежливо отвернулся от нее и стал смотреть в окошко, за которым от солнца искрился, как рождественская риза священника, снег, а в неисчислимых снежно-солнечных искорках отражалась Божия слава…

Глава 2 Мужичок-лесовичок

Другой старец, Григорий Томин, наставлявший Петриных, стал захаживать в наш поросший мхом лесной домик немного позже Василия Афанасьевича, к концу девятьсот шестнадцатого года. Маменька была уже наслышана о нем. Сказывала, что родом Томин был из деревни Сявель. А в нескольких верстах от нее, на берегу реки Цны, Никольский монастырь стоит. Красавец монастырь, статный, как богатырь. Стоит, оберегает святорусский простор.